Он не мог не произнести последнее предложение по той причине, что считал дело, которому служит, своим личным. Оно въелось в него, стало частью его, стало им. И Грязнов понял все правильно. Улыбнулся, глядя на стоящего перед ним офицера, потом прикоснулся к его плечу и негромко произнес:
– Ты замечательный человек, Мишенька Щеглов. Я всегда знал, что на тебя можно положиться.
Ученик Мертвого склонился еще ниже и так же тихо ответил:
– На самом деле я плохой человек, господин Грязнов, и вы это знаете. Просто я замечательно делаю то, что обязан делать.
– Ты не был обязан говорить сейчас.
– Это другое, господин Грязнов. Я уважаю ваш выбор.
Мишенька отвернулся и пошел к своим людям. А Кирилл устало присел на ступени и закрыл глаза.
Больше они друг с другом не разговаривали…
– Этот зал не отмечен на карте, – тихо сказал Ксу, осторожно выглядывая из тоннеля. – Здесь должен быть простой ход.
– Мы давно не здесь, – спокойно отозвался Ляо.
– Не здесь?
Они вошли в пещеру полтора часа назад, вполне достаточно, чтобы добраться до тупика и повернуть обратно. Но не добрались. И не повернули. И Ксу начал проявлять признаки беспокойства. Верный и смелый Ксу, настоявший на том, чтобы сопровождать генерала в путешествии. Ляо пытался приказывать, пытался уговаривать, но Ксу уперся. Качал головой и повторял: «Я не имею права вас отпускать». И не отпустил.
Верный и смелый Ксу, который сейчас отчаянно трусит, но старается держаться. Впрочем, держаться ему осталось недолго.
– Мы не здесь?
– Совсем не здесь, – повторил генерал.
– А где?
– В настоящее время мы не здесь и не там. Мы в пути.
Они шли довольно быстро, темп не сбавляли, но чем дальше отдалялись от входа в пещеру, тем меньшее пройденное расстояние показывала электронная карта. Если верить ей, Ксу и Ляо едва преодолели половину пути, едва прошли семьдесят метров. Если верить часам, должны были давно упереться в тупик. Вместо этого вышли в неизвестный зал, а это значит, что время и расстояние потеряли смысл.
– С вашего позволения, товарищ генерал, я пойду вперед, – прошептал решившийся Ксу. – Осмотрюсь…
– Если ты повернешь назад, то останешься жив, – уверенно и громко ответил Ляо. – Это твоя последняя возможность спастись.
– Я не могу вас оставить.
Старик вздохнул:
– Ксу, ты и так зашел очень далеко. Я надеюсь – подчеркиваю: я могу лишь надеяться – на то, что ты отыщешь дорогу обратно. Но шанс есть. Если же ты пойдешь дальше, то умрешь.
– Вы мой учитель, я вас не оставлю.
Он не понимает или не верит?
Из Ксу мог бы выйти отличный иерарх Традиции. Или блестящий офицер Генерального штаба Народно-освободительной армии. Он мог бы стать легендой…
Здесь, пребывая в нигде и в никогда, мудрый Ляо обрел способность видеть дальше, чем обычно. Судьба Ксу стала для него открытой книгой, вереницей эфемерных картинок, возникающих на сводчатых стенах пещеры, но последние слова помощника развеяли страницы жизни в дым. Не будет иерарха, не будет офицера, не будет легенды. Ксу умрет здесь и сейчас, в нигде и в никогда.
– Я иду.
Ксу сделал шаг и воткнулся в раскаленную руну «Дагаз», в огненные линии, возникшие прямо в воздухе. Ксу вскрикнул – странно, если учесть, что он почти сразу превратился в столб пепла, – и рассыпался. Черным своим прахом обозначив дальнюю границу Последнего Храма.
– Ты был отличным человеком, Ксу, – с грустью произнес Ляо. – Я буду тебя помнить.
Помолчал, прощаясь с верным помощником, после чего уверенно шагнул в зал и огляделся.
– Красиво…
Это была еще пещера, но уже совсем не та, в которую они входили.
Неизвестно как освещенный зал являл собой буйство сталактитов. Острые желтые конусы спускались отовсюду, и некоторые из них упирались в зеленоватый пол. Зал казался лесом, растущим вниз, среди холмов стен, поросших оранжевым мхом, а вдалеке, за каменными стволами, голубела противоположная стена.
Первое восклицание стало единственным проявлением чувств, что позволил себе генерал. Единственной его реакцией на резкую смену обстановки, на переход от мрачных скал к карнавальным краскам.
Недовольный собственной несдержанностью, Ляо миновал зал очень быстро, не оглядываясь и не озираясь, и через пятьдесят шагов оказался у противоположной стены, у трех одинаковых коридоров, начинавшихся здесь. Оказался, но даже не остановился, не притормозил, выбирая. Ляо знал, что окажется там, где должен оказаться, и, не тратя времени на пустые размышления, шагнул в первый попавшийся проход…
Так тихо…
Один лишь раз в Последнем Храме стало так же тихо: когда по опустевшим его помещениям ходил покрытый кровью Урзак. Правда, стало надолго, на столетия. А теперь, после того как сонное царство древнего святилища перестали тревожить удары по камню, тишина вновь прибрала власть к рукам. На этот раз – навсегда.
Никогда больше не услышит Последний Храм летящих в Верхний мир молитв. Не будет улыбаться во время шумных торжеств и грустить на поминальных службах. Оглохли и ослепли статуи богов, превратившись в бездушных истуканов. Стали рассыпаться барельефы.