Хаосовершенство

А свобода – это отсутствие запретов. Во всяком случае, так думает большинство людей.

«Это был неплохой мир, Сорок Два, но он оказался слишком хрупким… – вздохнул Чайка, съезжая на слегка расчистившуюся мостовую. – Посыпался с одного толчка».

Или же идеи Поэтессы оказались с гнильцой.

Подумал и вздрогнул: неужели это его мысль? А где же, мать ее, вера? Где тот паренек, что ночи напролет читал «Числа праведности», заучивая их наизусть? Где трепетное ожидание Эпохи Цифры? Где? Где оно осталось? В многолетнем бегстве от всех полицейских мира? В контрактах, которые заставляли его гробить одни корпорации в угоду другим? В Африке? В глобальном «стопе», что учинили тритоны несколько недель назад? В стихийных бунтах, что устраивали лишившиеся электронных сбережений работяги? Или в затонувшем круизном лайнере, которому не успели помочь только потому, что тритоны ломанули все коммуникации того района? Четыреста, мать его, утонувших.

В чем причина того, что человек, которого все сетевое братство называет любимчиком Поэтессы, кривит губы при упоминании нейкизма, нейкистов, тритонов и создавшего их Сорок Два? Не испытывая при этом ничего, кроме усталости и презрения.

«Я всю жизнь боролся против мира, о котором теперь жалею».

«Цифра – это Свобода!»

Сорок Два.

«Вся жизнь – дерьмо, ребята. Вся жизнь – Африка!»

Хорошо, когда революция наступает вдруг. Когда доведенные люди выходят на улицы и сразу начинают войнушку. Хорошо, потому что думать не надо – стреляют ведь, спасайся, беги или стреляй сам. И плохо, когда власть теряет контроль постепенно. Бунт еще не начался, а ты уже видишь, к чему приведет революция. Видишь и ужасаешься. Если, конечно, способен абстрагироваться от революционных идей. Если способен критически посмотреть на идеалы. Если тебе кажется, что хаос и массовые жертвы не стоят новой эпохи. Если не считаешь кровь допустимой. И не потому, что ты пацифист, а потому что чувствуешь себя частью общества, и каждый человек кажется достойным жизни. Потому что противно видеть, как звереют люди, у которых отнимают настоящее. Потому что тошно от красных глаз вымотанных до предела безов, от постоянных уличных столкновений и подростков, которые колют «синдин» на глазах у всех. Для них, маленьких воинов большого Сорок Два, стать тритоном означает войти в крутую виртуальную игру и стать крутым героем.

Это всего лишь игра.

Мир угробил не Сорок Два, а виртуальность. Мир перестали воспринимать всерьез. Обдолбанным тритонам кажется, что можно сохраниться и вернуться назад после неудачного хода. Им кажется…

– Внимание! Принять вправо и приготовиться к проверке!

Это уже не экран, это надрываются динамики мобильного поста безов, тормозя только-только вырвавшиеся из гигантской пробки мобили.

– Внимание! Вы находитесь в зоне проведения полицейской операции! Попытка избежать проверки будет рассматриваться как сопротивление!

Дорогу перекрыли три броневика, позади них – фургон и четыре пикапа. Три десятка безов с переносными сканерами в руках быстро, но без спешки просвечивают всех, кто оказался на улице. Еще пятеро щеголяют в «саранче», держа наготове облегченные «ревуны» – все серьезно. Ни одна из машин мобильных постов и никто из безов не имеют выхода в сеть, связь только по радио. Эпоха, мать твою, Цифры.

– «Балалайка» или «таблетка»?

– «Таблетка».

– Правую руку, пожалуйста.

Безы московского СБА продолжают демонстрировать знаменитую «мертвую» вышколенность: пока человек готов сотрудничать, они вежливы и дружелюбны.

Илья протянул правую руку и терпеливо подождал, когда сканер назовет беглого каторжника законопослушным гражданином. За результат не опасался – не впервой, зато в очередной, который уже по счету раз удивился связям Кирилла, обеспечившего его самыми что ни на есть настоящими документами.

– Все в порядке, господин Соловьев. – Без убрал сканер и тут же вытащил из поясной сумки наперсток анализатора. – Указательный палец, пожалуйста.

Еще пара мгновений, и умная машинка сообщила, что в организме Чайки следы «синдина» отсутствуют. Что, между прочим, полностью соответствовало действительности.

– Проезжайте, господин Соловьев. – Без взял под козырек. – Спасибо за сотрудничество.

– Спасибо вам, – пробормотал Илья и, вырулив наконец на Садовое, взял курс на Таганку.

В прошлой жизни, несмотря на многочисленные опасности, подстерегавшие на каждом шагу, а может – благодаря им, у Чайки было много друзей. Настоящих друзей, таких, что за тебя «в огонь и воду», поделятся последним и не задумываясь прикроют в любой ситуации. Собственно, Илья и сам так дружил до тех пор, пока не стал жертвой предательства. Пока великий Арлекин, которого Чайка уважал и любил, считал братом-нейкистом и которому доверял, не сдал его китайцам. Тот случай превратил Илью в человека, у которого только одни интересы – свои собственные. И способного не задумываясь предать и подставить кого угодно.

«Я поступаю с ними так же, как поступили они со мной!»