Харама

Ниже по реке в неверном свете луны смутно виднелись поля, словно опустился туман; еще дальше — силуэты налезающих друг на друга холмов, вершины и пики, мертвенно-бледные на фоне ночной тьмы, будто крупы убегающих вдаль гигантских овец какого-то сказочного стада. Тито положил руку Лусите на затылок.

— Тебе лучше? — тихонько спросил он ее.

Она откликнулась усталым голосом:

— Терплю, как могу.

Лусита повернулась, устраиваясь поудобней. Посмотрела понизу, между стволами, на спокойную воду перед плотиной, на отражавшиеся в воде лампочки, горевшие возле закусочных, на огромную тень какого-то человека, стоявшего на краю дамбы. Самой дамбы видно не было, ее закрывал холм. Не видно было ни террас, заполненных народом, ни лампочек, плясавших на проводах под большим деревом, — только огни, отраженные в воде, и тени. Доносился шум, пьяные голоса, неумолкающая музыка из приемников, грохот водоспуска где-то внизу, за деревьями, в конце дамбы.

Вдруг в темной дали ночной равнины показалось ослепительно белое око — шел поезд; он приближался, стуча колесами и подавая гудки, по прямой как стрела насыпи, пересекавшей пустошь. Ворвался на мост через Хараму, выхватил прожектором из темноты застывшие фигуры влюбленных, в страхе прильнувших к перилам, редкие дома на правом берегу, переезд и станцию Сан-Фернандо-де-Энарес — Кослада. Лусита вздрогнула и провела ладонями по своим плечам и рукам:

— Тито, я совсем грязная… Столько пыли на меня налипло. Вся перевалялась в грязи. Тело чешется, прямо не могу.

— Она права, — сказал Себас, — мы целый день валялись на земле и теперь по уши в пыли. Надо бы еще разок искупнуться. Я тоже об этом думал. Ну как? Окунемся?

— В такое время? — удивилась Паулина. — Ты не в своем уме. Я думаю, что…

— Еще интересней, вот увидишь.

— Я поддерживаю, — сказала Лусита. — Я — за. Здорово придумал.

— Молодец, Лусита, ты мне нравишься. Давай и ты, Тито, пошли все вместе, вперед!

— Нет, Себас, мне неохота, ей-богу. Идите без меня, я покараулю одежду.

— Много потеряешь.

— А мне все-таки это кажется сумасбродством, — сказала Паулина. — Кому в голову придет купаться в такой час?

— Нам. Разве этого мало? Пойдем, голубка, окунись, не заставляй себя упрашивать.

— Смелей, Паулина, — сказала Луси. — Вот увидишь, тебе понравится. Если не пойдешь, я тоже не пойду, так что решай.

— Только недолго, да? Окунемся и выйдем.

— Ну конечно.

— Тогда чего мы ждем? Вперед, пока не поздно.

Лусита и Себастьян встали.

— Подними меня, Себас.

— Сейчас.

Он взял невесту за руки и помог ей встать. Тито сказал:

— Вы там не очень-то, нам еще лезть на гору.

— Не беспокойся. Возьми, пожалуйста, подержи.

Лусита вдруг подпрыгнула и закричала:

— В воду, в воду, ребята! К чертям спячку!

Все посмотрели на нее с удивлением.

— Какая муха тебя укусила? — засмеялась Паулина. — Я тебя не узнаю!..

— Так узнай. Я такая и есть. Сумасшедшая коза. Вот так вдруг… Мне как когда вздумается, что капуста, что колючки, понимаешь? Так лучше, тебе не кажется? Ну, пошли в воду!

Они направились к реке.

— Ишь ты какая сегодня!..

Обе засмеялись. Тито надел на руку часы, которые отдал ему Себастьян, и стал смотреть вслед трем теням, удалявшимся от него. Луна была уже не красная, она пожелтела и поднялась выше, теперь она висела над горой Визо возле Алькала-де-Энарес.

Дошли до реки.

— Страшновато, верно? — сказала Паулина, останавливаясь у воды.

— Впечатляет, — согласился Себас, — впечатляет, ничего не скажешь, но бояться не надо. Ну же, Паули, не робей, держись за меня.

Себас вошел в воду, продвигался он медленно, словно отталкивая воду ногами. На плечах он чувствовал руки Паулины, которая шла за ним.

— Будто не вода, а чернила, — сказала она. — Не заходи далеко.

Лусита вошла в воду позже. Остановилась и оглянулась на темную громаду деревьев. В ночи мерцали редкие огни: электрические лампочки и распахнутые в ночь двери домов, обращенных к реке.

— Итак, заседание окончено, — сказал дон Марсиаль.

Старый Шнейдер вытащил карманные часы. Кока захотел на них взглянуть:

— Вы позволите?

На стальной крышке был выгравирован двуглавый орел.

— Этот орел — двуглавый, — пояснил Шнейдер, — у него два головы. Старинная вещь. Теперь этот орел уже умер — паф! паф! — охотники убили бедный орел. Get"ot^[26]

. — И он рубанул воздух ладонью. Потом сказал: — Ну вот, теперь я буду уходить, нехорошо заставлять ожидать старушка супруга.

Дон Марсиаль и Кармело также встали и подошли к стойке. За столиком остался один Кока-Склока, который строил домики из костяшек домино.

— Как закончилась игра?

— Как всегда.

Шнейдер сказал Маурисио:

— Я прохожу теперь на момент попрощаться с хозяйка.

Маурисио кивнул.

— Игра обошлась без неожиданностей, — сказал шофер.

Шнейдер прошел по коридору и заглянул в кухню:

— Вы позволите? Сеньора Фаустина, я уходит домой.

— Очень хорошо, сеньор Эснайдер, передайте жене, что на этой неделе я обязательно зайду посидеть с ней часок.

— Я оче-ень рад, конечно. Ей это будет оче-ень приятно.