Если, как она думала, его удерживало от признания её богатство, то она должна была первая подготовить ему тот путь, который приведёт их к соединению. Она знала, что ей придётся победить и сопротивление отца, который не легко согласится отдать свою единственную дочь слепому, но надеялась, что ей удастся эта победа благодаря тому, что последнее произведение Гермона давало ему право считаться самым выдающимся художником его времени. Полная участия и сочувствия, слушала эти признания Тиона, но, ставя себя на место умершей матери Дафны, она стала её отговаривать от брака с человеком, лишённым зрения. Дафна твёрдо стояла на своём решении, говоря, что она вышла уже из детских лет и в 23 года знает, что делает. Что касается Тионы, то она, глубоко веруя в доброту богов, не хотела и думать, чтобы Гермон, этот полный жизни и таланта юноша, нёс до конца своих дней такое тяжёлое наказание. Если же зрение вновь вернётся к нему, то могло ли быть для него что-либо лучше союза с Дафной! То состояние духа, в котором она застала на палубе несчастного художника, огорчило её и напугало. Теперь, меняя ему повязку, она сказала:
— Как охотно послужили бы тебе эти старые руки, но мне, верно, долго не придётся ничего для тебя делать, сын мой! Завтра должна я тебя покинуть, кто знает, на сколько времени.
Он, схватив её за руку, воскликнул:
— Нет, Тиона! Ты не должна меня оставлять! Ты должна побыть со мною хотя бы несколько дней!
Ей были приятны его слова, и как охотно исполнила бы она его желание! Но даже и он перестал её просить, когда она рассказала ему, какое лишение для её старого мужа — её отсутствие.
— Я часто спрашиваю себя, что он во мне находит, — продолжала она, — но, право, такое долголетнее супружество крепче цепей сковывает двух людей. Если меня нет и он, вернувшись домой, не видит меня, он ходит как потерянный, даже еда ему не по вкусу, хотя уже много лет подряд готовят ему всё те же повара. И он, который ничего не забывает, помнит имена тысячи подчинённых, в состоянии выйти к своим войскам в одной сандалии. А казалось бы, как легко можно обойтись без моего старого некрасивого лица! Правда, когда он за меня сватался, я выглядела не такой страшной, как теперь. И он признавался мне сам, что именно такой осталась я в его воображении и такой видит он меня, когда меня нет подле него. Это будет и твоим счастьем, Гермон: всё то, что ты видел до сих пор красивым, молодым, таким оно и останется для тебя, если твоя несчастная слепота не пройдёт, чему я не хочу верить. Но вот ради этой слепоты ты и не должен оставаться одиноким, мой сын, конечно, если твоё сердце избрало ту, которая тебя также любит. Мне кажется, впрочем, что оно так и есть, если мои старые глаза меня не обманывают.
— Дафна! — глухо простонал он. — Да, к чему мне скрывать, что она мне дорога! А всё же могу ли я, слепой, принять такую жертву и просить соединить её цветущую юность с моей!…
— Стой, не продолжай! — перебила его с горячностью Тиона. — Она любит тебя, и быть всем для тебя кажется ей высшим счастьем, о котором она когда-либо мечтала.
— До тех пор, пока не явится раскаяние, а тогда будет поздно, — серьёзно возразил Гермон. — Предположим, что её любовь будет достаточно сильна, чтобы не только терпеливо переносить несчастье мужа, но даже поддерживать бодрость его духа, то всё же с моей стороны было бы непростительной низостью извлекать из её любви пользу для себя и теперь таким, как я есть в данный момент, свататься за неё!
— Гермон! — с упрёком воскликнула Тиона.
Но он, не обращая внимания на её восклицание, продолжал:
— Да, это была бы такая большая низость, что даже самая горячая любовь Дафны не могла бы меня примирить с мыслью, что я её совершил. Я уже не говорю о её отце, которому я таким низким образом отплачу за всё, чем ему обязан. Я даже, пожалуй, соглашусь, что Дафну при её безграничной доброте удовлетворит цель заменить беспомощному спутнику её жизни всё и отдаться ему душой и телом. Но я-то! Ведь я по своему эгоизму и так склонен слишком много думать о себе и о своём благе, а теперь при моём несчастье тем более. Между тем, что я теперь такое? Слепой человек! Беднее последнего нищего, потому что огонь растопил и то золото, которым я хотел уплатить мои долги!…
— Глупости! — воскликнула Тиона. — На что же Архиасу те несметные сокровища, которые он накопил?! А раз его дочь будет твоей…