Дети подобрали то, что смогли спасти, и побрели от берега. Впереди их ждал лес - густой и потому тёмный. Между деревьев стояла автомашина с открытыми дверями и багажником. Рядом была разбита палатка, и горел костёр. Пятеро людей сидели на подстилке, ели, пили и громко разговаривали. Однако содержание беседы осталось для Харри и его друзей загадкой, так как из авто неслась сумасшедшая музыка.
Зазевавшиеся птицы, пролетавшие над гремящей машиной, теряли ориентацию в пространстве и валились наземь подобно подбитым игрокам в кв-идиш.
Вокруг этого своеобразного стойбища валялся разноцветный мусор: пакеты, бумага, бутылки и прочий хлам.
- Проклятые шмуглы! - возмущённо потряс кулаком в сторону лагеря Поттный.
- Вообще-то, шмаглы по любому, если ты хочешь правильно матюкаться, - заметила Молли.
Поттный посмотрел на неё и сказал примирительно:
- А, забей, разница переводов.
- Чего?! - не поняла Молли.
- Забудь.
И они зашли в лес.
По звериной тропе шагалось легко. Повеселевший Джеймс снова запел. Теперь это была бравая песня о странном лихом Интернационале - бессмысленном и беспощадном:
Между тем, над миром сгущались сумерки.
В том смысле, что уже вечерело.
Путники залезли на раскидистый многовековой дуб, где быстро при помощи банальной магии сотворили добротный шалаш. Молли и Джеймс наскоро поснедали, стараясь не дразнить худеющего Харрю. Он ещё в пещере соврал им, что сел на диету. "Ну как, не раздавил, когда садился?" - сострил Барахлоу. К чести Молли, смеялся он один.
Пожелав друг другу отвратительных кошмаров, дети заснули.
В полночь на прогалину перед дубом явился умрун. На мертвяке была старинная военная форма, изрядно посечённая осколками бомбы.
- … Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны. Да, вот он, дуб… - бормотал пришелец. - Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, - наша жизнь кончена!…
Правда, ребята его не услышали: то ли говорил тихо, то ли монолог был и вовсе внутренним…
На другом конце леса из чащи вышли два кентавра. Они долго глядели на безоблачное звёздное небо.
- Что ж, - изрёк один из них через два часа. - Луна-то нынче отливает красным…
- Дурной знак, - стукнул задними копытами его спутник.
- Однозначно.
И они удалились в самую глушь. Большая грустная Луна мерцала холодным серебром. От чуть ущербного её диска вправо сбегала красненькая струйка. Она, конечно, рассеивалась, но зрелище было воистину зловещим…
VII
А Швейк, не вставая, всё сидел и сидел у телефона…
Нужно подчеркнуть, что школа магии Хоботаст занималась не только абстрактной ерундой, но и приносила конкретную пользу. В частности, уже известный читателю магистр животнологии Биогумус Плодовитый вывел замечательное насекомое - мантравошь.
Самочки этого уникального животного умели извлекать долгий звук "ом-м-м-м", а самцы - напевное "рам-м-м-м". Мантравошь издавала столь приятные буддисту слова исключительно в брачный период. Таковой начинался сразу же, как только носитель входил в состояние медитативного сосредоточения.
Таким образом, мантравошь размножалась, а ищущий делал ещё один шаг к Божественной Истине, слушая правильные песнопения.
Настоящие просветлённые внимали "ом-м-мам" и "рам-м-м-мам" беспрерывно. К вящей радости насекомых.
Школа гордилась и другими изобретениями. Её преподаватели и талантливые ученики дали миру водку с антиперегарным покрытием, сухую воду, немецкий язык, сладкую стекловату, вечный двигатель отседова, ментальное протезирование, пломбирование кармы и прочие примочки типа специальных графитовых щёток, снимавших с круга сансары халявное электричество.
Двуликий Бабаянус прославился тем, что породил материалистическую диалектику, которая позволяла объяснить любое явление без магических выкладок, силой одной лишь демагогии. Эту социальную инновацию незамедлительно внедрили в среду шмаглов (так маги называли тех, кто не был отмечен даром ворожбы). С тех пор пудрить им мозги стало значительно легче!
Бабаянус как раз сидел после уроков в своём кабинете и полировал медаль "За лучшую иллюзию ХХ века", когда дверь открылась, и на пороге появилась мисс Маннис Пеннис, секретарша ректора. Она обвела острым, как ланцет, взглядом комнату чародея-алхимика, от чего на твёрдых предметах появились глубокие царапины, а на мягких (вроде портьер) - порезы, и сказала:
- Бабаянус, вас вызывает М.