Хасидские предания

Равви Моше Эфраим, внук Баал Шема, был противником польских хасидим, потому что слышал, что они чересчур сурово умерщвляют свою плоть и разрушают в себе образ Божий вместо того, чтобы сделать совершенными все части своего тела и объединить их с душой в один священный сосуд, служащий Господу. Когда после смерти равви Элимелека к Моше Эфраиму приехал равви Мендель из Рыманова и спросил о том, кто будет преемником, как и наказал ему покойный учитель, то равви Моше Эфраим распознал в госте «поляка» и принял его очень прохладно, даже недоброжелательно. Это так огорчило равви Менделя, что он даже изменился в лице. Равви Моше Эфраим заметил это и, уже дружелюбно, спросил: «Учился ли ты у цадика?» «Я учился у равви Элимелека», – сказал Мендель. Равви Эфраим посмотрел тогда на него очень внимательно и спросил: «А что тебе представляется самым чудесным в этом необыкновенном человеке?» Задавая свой вопрос, равви Эфраим подумал: «Теперь лицо этого хасида примет нормальный вид, и он расскажет мне какую–нибудь чудесную историю».

Равви Мендель ответил: «В те дни, когда мой учитель погружался в созерцание страшного величия Бога, его артерии становились тугими, как канаты. А артерия за ухом, которая не трепетала у равви ни при каких обстоятельствах в течение всей его жизни до самой кончины, – эта артерия билась тогда с невероятной силой».

Равви Моше Эфраим помолчал какое–то время, а затем произнес: «Я этого не знал». Потом опять: «Я этого не знал». После этого он принял у себя в доме равви Менделя, словно родного сына.

ШНЕУР ЗАЛМАН ИЗ ЛЯД, РАВ

НЕТ ВОЗВРАТА

После свадьбы равви Залман, согласно обычаю, жил несколько лет в доме тестя. Но его отчужденность, его манера молиться и весь его способ служения Богу были чужды тестю и теще, и хотя они дивились учености зятя, считали его безумным. Стали приставать они к дочери, чтобы та потребовала развода, но она отказалась, и тогда тесть с тещей стали всячески затруднять Залману жизнь. Они не давали ему свечей, и он вынужден был учиться при свете луны. В зимние ночи не топили в его комнате печь, и он страдал от холода. Когда же Залману исполнилось двадцать лет, он отправился к маггиду в Межрич.

Когда равви Залман стал знаменитым, теща его раскаялась в своих прегрешениях и стала упрекать себя за то, что притесняла зятя на пару со своим мужем, к тому времени уже умершим. Она попросила цадика, чтобы он вернулся к ней в дом, а уж она обеспечит его всем необходимым, и не будет ни в чем недостатка ни ему, ни его хасидим. Равви Залман отклонил это предложение, но женщина продолжала его упрашивать. Тогда он сказал:

«Смотри, разве бывает кому–нибудь лучше, чем младенцу во чреве матери? Нет у него забот о пище и питье. Горит над ним светоч, и он постигает всю Тору. Но когда младенец выходит на свет, появляется ангел и шлепает его по устам, и ребенок тотчас забывает все, чему научился. Но если б мог человек вернуться в утробу матери, то не захотел бы. Почему? Потому что вырос».

РАЗРЕШЕНИЕ

Равви Залман договорился со своим братом ехать к святому маггиду в Межрич. Он попросил жену отпустить его, и та согласилась при условии, что через полтора года муж вернется. На скопленные женой тридцать рублей Залман купил лошадь и повозку. Брат же поехал, не поговорив с женой. Когда доехали они до города Орши, лошадь упала и сдохла. «Это потому, что ты поехал без разрешения жены, – сказал равви Залман брату. – А теперь тебе дан знак свыше, что ты не должен продолжать свой путь без разрешения жены. Так что вернись домой, а я пойду дальше, и всем, что получу от маггида, поделюсь с тобой». Так они расстались, и равви Залман пошел в Межрич пешком.

ВЗГЛЯД НАСТАВНИКА

К покоям Великого Маггида примыкала комната, в которой спали его ученики. Иногда ночью, взяв в руки светильник, он приходил к ним и вглядывался в лица спящих. Однажды он опустился над низкой кроватью, на которой под старым потертым одеялом спал молодой Залман. Маггид долго смотрел на него, а потом сказал самому себе: «Чудо из чудес, что величие Божие обитает в столь малом создании!»

ВОСХОЖДЕНИЕ

Рассказывал равви Шнеур Залман: «До того, как я приехал в Межрич, мое служение Господу основывалось на моих размышлениях, из которых проистекала моя любовь к Богу и страх перед ним. В Межриче я поднялся на следующую ступень, где само познание – это любовь и страх.

Когда я в первый раз услышал слова маггида: «Мера доброты Бога – это наша любовь к Нему, а мера могущества Бога – это наш страх перед Ним», я посчитал, что это обычное поучение. Но потом я понял, что это и в самом деле так: доброта Бога – это любовь к Нему, а могущество Бога – это страх перед Ним».

ЯЗЫК ПТИЦ

Когда во время второй поездки в Межрич молодой Залман навестил равви Пинхаса из Кореца, тот предложил научить его языку птиц и языку растений. Но Залман не захотел. «Человеку следует понимать лишь то, что ему положено», – ответил он.