Хасинто. Книга 1

Вечерня закончилась. Надо же, он и не заметил. Прихожане потянулись за благословением к падре, а Хасинто, изо всех сил стараясь не бежать, двинулся к выходу. Оказавшись снаружи, притаился и застыл в тени стен, куда не долетал свет висящих над дверями ламп.

Время тянулось долго, как тонкая льняная нить, сходящая с прялки старухи-Бениты. В животе крутило то ли от голода, то ли от волнения. А скорее всего, и от того, и от другого.

Наконец, спустя, наверное, вечность, у выхода появился сеньор. Хасинто резко выпрямился и напрягся так сильно, будто в спине вместо позвоночника был железный прут. Выходить из укрытия, однако, не спешил. Наблюдал, как Иньиго Рамирес, сойдя с короткой лестницы, подает руку высокой тучной даме. Потом еще одной — пониже ростом и постройнее, но не Марите, нет.

Затем появились Диего и лысый мужчина. Лицо последнего искажал бугрящийся шрам — змеясь от правого виска, пересекал нос, губы и обрывался где-то на левой части шеи.

Судя по тому, что этот муж шел рядом со знакомцем Хасинто и следом за сеньором — он и есть второй оруженосец.

Любимая не показалась. Что с ней? Где она?

Голову пронзила догадка, все объясняющая: Марита на сносях, вот и не явилась к вечерне.

Все равно, если не спросить, Хасинто еще долго не узнает, так ли это. Но как спросить?

Придумать он не успел: троица господ уже отдалялась от часовни. Троица? Он же видел четыре силуэта! Точно четыре! Значит, последний принадлежал Марите. Тогда почему она не вышла вместе с остальными?

Мысли, сомнения — все выветрилось из головы. Осталось только одно желание: узнать, где она. Узнать, чего бы это ни стоило.

Хасинто бросился наперерез сеньору, но застыл, наткнувшись на его недоумевающий взгляд. Вопрос так и не слетел с языка. Дон Иньиго сам заговорил:

— О, Гарсиас! Я вас, признаюсь, потерял. — Он повернулся к спутницам и, указав на Хасинто, сказал: — Донны, перед вами Хасинто Гарсиас де Варгас, мой будущий оруженосец.

— Сын того самого Гарсии? — спросила та, что постарше.

Сеньор кивнул и обратился уже к Хасинто:

— Познакомьтесь. Моя тетушка — донья Беренгария. И моя двоюродная сестрица — донья Бланка.

Хасинто поклонился женщинам, выдавив из себя приветствие:

— Знакомство с вами, донны, для меня большая честь, великая радость.

Они что-то ответили, но Хасинто едва расслышал. Все внимание было приковано к сеньору, к его лицу. Понять бы, насколько он сейчас благодушен, можно ли дерзнуть и все-таки задать наглый, неприличный вопрос.

Словно о чем-то догадавшись, де Лара протянул:

— Тетушка, сестрица, прошу меня извинить. Я задержусь ненадолго. Диего и Гонсало вас проводят.

Он обернулся, подозвал оруженосцев, и женщины ушли в их сопровождении.

Рука дона Иньиго легла на плечо Хасинто, и он вздрогнул. Сеньор, видимо, это почувствовал и нахмурился. Впрочем, ничего не сказал, а повел Хасинто прочь от дороги. Когда они отдалились шагов на двадцать, де Лара развернул его к себе и спросил:

— Ну, что случилось?

— Н-нет, ничего такого…

— Не лгите. На вас лица нет. В чем дело?

Так: сейчас или никогда! Преодолеть страх, пережить ярость де Лары. Он готов на это, потому что неизвестность куда хуже. Хасинто задержал дыхание, будто перед броском в холодную воду, и выпалил:

— На вечерне я не видел вашей жены, доньи Марии Табиты. Здорова ли она? Все ли у нее хорошо?

Последовавшее молчание оглушило. Смотреть на сеньора Хасинто не осмелился и опустил голову. Зато почувствовал его тяжелый, давящий взгляд. Это было невыносимо. Лучше бы Иньиго Рамирес накричал, ударил. Или просто развернулся и ушел. А он молчал и как будто не шевелился.

Наконец раздался тяжелый вздох, а следом слова:

— А я-то гадал, почему так вам не нравлюсь. Вроде ничего плохого не делал… Теперь ясно: это из-за моей жены.

— Простите, я…

— Да, теперь вам есть за что извиняться, — усмехнулся де Лара. — Хотя знаете: юноша, влюбленный в жену своего сеньора — это достойно баллады.

Он издевается! Впрочем, стоит признать, Хасинто это заслужил. Хорошо, что в темноте не видно, как запылали. Еще бы дрожь в голосе унять, когда оправдываться станет.

— Нет… что вы… просто в детстве…

— Я помню. Дружили. Только сейчас вы не ребенок. И спрашиваете о ней не по детской памяти.

Конечно, Иньиго Рамирес не мог не догадаться о его чувствах. Любой бы догадался. Какой же Хасинто глупец! Все испортил! О Марите так ничего и не узнал, да еще дона разозлил. Наверное, он теперь отошлет его обратно. Может, прямо сейчас. Каково это — с позором вернуться в родовой замок?

Хасинто приготовился к худшему, а голос сеньора, теперь усталый и безразличный, прозвучал снова:

— Она за часовней. Туда ступайте.

— Что вы, дон Иньиго, я не смею…

— Вы уже посмели, когда задали наглый вопрос. Имейте же смелость не отступать. Идите. Это приказ. Пусть он станет вам наукой.

Хасинто ничего не оставалось, как подчиниться. Он сглотнул слюну, поклонился и, почти не чувствуя ног, двинулся к ограждению за часовней.

— Там темно, — бросил де Лара ему в спину. — Лампу возьмите. Ту, что у входа в часовню висит. Я разрешаю.