Хаски и его учитель белый кот. Том III

Его голос звучал очень знакомо, однако Мо Жань только что очнулся. Словно после тысячелетнего сна его сознание было все еще затуманенным, поэтому он не смог сразу сориентироваться.

Кем может быть этот человек?

Учитывая то, что он только что сказал, похоже, он был как-то связан с тем черным цветком. В ордене Гуюэе лучшим в выращивании и изменении растений и ядовитых насекомых считался… это… Хуа Биньань?

Стоило ему вспомнить о Хуа Биньане, он сразу же подумал о Ши Мэе. В сердце Мо Жаня поднялась волна ненависти и гнева, но прежде чем он успел что-то сказать, этот человек повернулся.

Освещение в пещере было весьма тусклым, но стоило ему повернуться, и в одно мгновение пещера, казалось, наполнилась ярким сиянием, ведь этот мужчина и правда был рожден ослепительным красавцем.

Обычно распущенные волосы этого человека сейчас были высоко зачесаны и собраны лентой, того же цвета расшитая изысканным орнаментом широкая лента была аккуратно повязана на лоб[244.5]. Весь облик этого человека полностью отличался от привычного: бесследно исчезли слабохарактерность и природная мягкость, из чистых, как горные родники, персиковых глаз ушла нежность и любовь ко всему сущему.

Узрев этого несравненного красавца, Мо Жань замер, словно громом пораженный. Охваченный ужасом, он смог выдавить из себя лишь два слова, разящей стрелой пронзившие мертвую тишину:

— Ши Мэй?!

Вошедший в пещеру был не кем иным, как Ши Мэем… это и правда был Ши Мэй!

Несравненный красавец, пригладив выбившиеся из-под повязки волосы на висках, небрежно ответил ему:

— А-Жань, увидев меня, ты так удивлен?

Кровь прилила к голове, в ушах загудело, все мысли перепутались. Мо Жань никак не мог сообразить, почему именно здесь и сейчас так внезапно появился Ши Мэй, и почему у него такое странное выражение лица и совершенно чуждое ему поведение.

Все его тело одеревенело, в горле словно застряла рыбья кость. В конце концов, он очень неуверенно сказал лишь:

— Твои глаза…

— Целы и невредимы, — едва заметно улыбнувшись, Ши Мэй подошел к Мо Жаню. — Я пришел, чтобы повидаться с человеком, которого жажду, люблю и уважаю[244.6]. Кому бы я понравился, если бы был слеп и уродлив?

— …

От подобной несвойственной ему фривольной манеры разговора на какое-то время Мо Жань опять лишился дара речи. Подобно огромной грозовой туче, накрывшей опустевший город, страх и растерянность накрыли его разум.

— Ты… как это можешь быть ты… великий мастер Ханьлинь?!

Волна возмущения и гнева захлестнула его сердце.

В этот момент Мо Жань наконец понял, что пережил Сюэ Мэн в прошлой жизни. Все-таки ничто не может сравниться с болью от предательства старого друга, с которым столько лет прожил бок о бок.

— Значит, ты — великий мастер Ханьлинь?!

— Ой, может, и правда он, — Ши Мэй рассмеялся. — Целая вечность впереди, ни к чему так спешить с объяснениями, — с этими словами он шаг за шагом приблизился к Мо Жаню почти вплотную, после чего со смехом продолжил. — Вместо того, чтобы обсуждать великого мастера Ханьлиня, после всех пережитых перепетий, взлетов и падений, я все же хочу сначала поговорить по душам с дорогим моему сердцу человеком.

В сердце Мо Жаня под яростным пламенем гнева поселился леденящий холод. Его лицо стало белым, как мел.

— Между мной и тобой какие еще могут быть разговоры?

Утонченный красавец усмехнулся:

— А? — его прекрасные влажные глаза уставились в лицо Мо Жаня. — Наши темпераменты совершенно несовместимы, так что нам в самом деле не о чем говорить.

С этими словами, подметая длинными одеждами каменный пол, он прошел мимо него и остановился перед Чу Ваньнином. Прежде чем Мо Жань успел среагировать, Ши Мэй уже протянул белоснежную руку и, наклонившись, ласково погладил Чу Ваньнина по щеке.

— … — Мо Жань замер в растерянности, все еще не понимая смысла этого жеста.

Ши Мэй какое-то время пристально смотрел на Чу Ваньнина, а потом, словно кроме них двоих рядом никого и не было, мягким голосом нежно произнес:

— Учитель, этот грубиян причинил тебе боль? Какая жалость… но опять же… ведь ты сам захотел вернуть воспоминания?

Белые, словно корни рогоза, кончики пальцев коснулись нижней губы крепко спящего человека. Прекрасные глаза чуть сузились, вглядываясь в лицо спящего человека. Этот Ши Мэй был по-прежнему невероятно привлекателен, но вкус его красоты был подобен отравленному вину.

— Не так уж и плохо, что ты восстановил память. Изначально ты смог претворить в жизнь такой грандиозный замысел, последствия которого по сей день я не мог никак объяснить. Когда ты проснешься, мы сможем обсудить друг с другом все хитрости и приемы, — помолчав, он с улыбкой продолжил. — Весьма прискорбно, что в прошлой жизни ты разработал такой изощренный план, что смог ввести в заблуждение и так жестоко обмануть своего ученика. Если бы не ты, а кто-то другой доставил мне такие неприятности, то даже сто мучительных смертей не искупили бы его вину. Однако это ты противостоял мне, а тебя я по-прежнему горячо люблю и обожаю.