Повели ее в Ярдарову избу, но та показалась чужой. Утварь была на месте, но ни одного из тех лиц, кто раньше здась жил – все чужие. Боярин сидел у стола. Оказался он молод – в тех же годах, что Ольрад, – еще выше ростом, с продолговатым лицом, высокими скулами, глубоко посаженными глазами цвета желудя, русой бородкой. Можно было бы сказать, что он довольно хорош собой, если бы не сломанный, с горбинкой, и слегка искривленный нос, а еще усталый и погасший вид. На плечи его как будто навалился груз, слишком тяжелый даже для такого здоровяка. Захваченная своим единственным стремлением, Мирава не испытывала ни страха, ни вражды, а лишь волновалась об успехе переговоров.
– Говорят, ты сама в город пришла? – спросил боярин, оглядев Мираву.
Он тоже говорил по-славянски совершенно свободно, хотя выговор у него был чужой. Мирава встретилась с ним глазами, и сердце екнуло: взгляд его бы настолько плотно сосредоточен на чем-то внутри себя, что этим чем-то могла быть только смерть. Он слишком часто и пристально был вынужден вглядываться в глаза Морены, и Темная Невеста завладела его душой.
– Да, господин. Я искала моего мужа.
– Нашла?
– Да. Но он ранен. Я прошу тебя, господин, позволь мне полечить людей. И мужа, и других наших.
– Ты в этом сведуща?
– Да, господин. Моя мать… славится как лучшая в волости ведуница.
– А кто твой муж?
– Он кузнец, господин. И другой человек, Хельв, он с ним рядом, он тоже кузнец. Если ты пожелаешь оставить нас в живых, я могу дать выкуп за моего мужа.
Мирава сбросила на плечи верхний платок, развязала завязки красного очелья и показала его боярину:
– Такого узорочья нигде на свете больше нет. Это мой муж сам придумал и сделал.
– Затейливо. – Боярин оглядел три пары серебряных «птичек» с лучами. – И правда, нигде я такого больше не видел… Делатель хитрый, видно, твой муж.
– Это так. У нас вся волость, как перед Осенними Дедами на торг съезжаются люди, его работы узорочья берут.
– А так поглядеть, прямо княжеское добро… Ты не воевод здешних жена? – Боярин прищурился, сомневаясь, не обманывает ли она.
– Нет, господин. У нас двое воевод было… Я не знаю, есть ли кто из них в живых…
– Один есть. Пока. У них были жены? Или дочери? Или сестры?
– Сестра… и жена одного… – Мирава вспомнила два тела на земле и вдруг задрожала. – Они обе мертвы. Я видела их… там. – Она слегка показала на двор. – Дочери… только совсем крохи. А жена… – Она еще раз оглядела избу, хотя понимала, что Уневы тут не может быть. – У Ярдара была жена. Дочь Вратимира, князя вятичей с Оки. Он привез ее… перед этим походом. Она… совсем молода. Это Ярдар… который жив?
– Нет, – медленно ответил боярин. – Вот что. Я разрешу тебе лечить твоего мужа, если ты будешь лечить и наших людей… Дай слово, что будешь стараться ради них, как ради него.
– Хорошо, господин.
Лечить заодно и русов было невысокой ценой за право позаботиться об Ольраде.
– И… – Боярин нашел кого-то из своих глазами и кивнул ему. – Сейчас пойдете в ту избу, где бабы. Покажешь ее – воеводскую жену.
Для начала боярин велел, чтобы Мирава осмотрела раненых русов и заморянцев и немедленно занялась теми, кому требовалась неотложная помощь. К ней приставили троих отроков, тоже говоривших по-славянски; оказалось, что они – словене с Волхова. Старшего из них звали Былемир, двое других были его младшие братья. Раненых у русов нашлось много – десятков пять или шесть. Их уже кое-как перевязали, но больше их товарищи пока ничего сделать не успели. Братья проводили Мираву в ее собственную избу: здесь-то и лежали раненые, а двое отроков копались в Миравиной скрыне, набитой мешочками со всякими сушеными зельями. Они знали о благодетельной силе лапчатки, но не могли найти ее среди прочих.
И Мирава принялась за работу. Отроки уже обшарили все скрыни и укладки в городце и принесли ей целые вороха чьих-то старых рубах и рушников, мягких, многажды выстиранных – на перевязки. Освоившись, Мирава велела доставить к ней в помощь Вербину и Годому, и тех тут же привели.
За их работой наблюдал какой-то заморянец: следил, как они делают перевязки, нюхал отвары от лихорадки и примочки для очищения крови, знаком приказывал женщинам сперва отпить самим. У некоторых раненых варягов оказались в изголовье щепки с нанесенными черными колдовскими значками; тот же заморянец дал понять, чтобы к ним не прикасались.
– Это их ворожба варяжская, – пояснил Мираве Былемир. – Такие вот резы, они злой недуг отгоняют.
– Я знаю. У нас старый кузнец, Хельв, тоже знает руны, он умеет по ним гадать. Но чтобы лечить ими, такого у нас не водится. Этому его дед не учил.
– Эх! – Былемир посмотрел на нее и вздохнул. – Даже и руны у вас знают! Вы же – русы, почти как мы!
– Какой же
– Мы – словене, а от варягов и нас прозывают русами. Мы уж сто лет с ними вместе живем, в походы ходим.