Хейсар

Пожирать взглядами вожделенные округлости и ничего не делать было невыносимо. Не смотреть – еще хуже. Поэтому через некоторое время непрекращающаяся боль внизу живота становилась еще сильнее, а в глубине души начинало появляться раздражение. На Аттарков, никак не желающих смириться с потерей одной из женщин. На Юлая, безвылазно торчащего в схроне. На себя, неспособного бороться со своими желаниями. И на нее, Аютэ, даже не пытающуюся прикрывать свои прелести от посторонних.

Увы, унять сородичей Двух Изумрудов вдвоем было невозможно, злиться на Подсвечника, не позволявшего себе ни нескромных взглядов, ни двусмысленных слов, ни каких-либо намеков – глупо, справляться со своим вожделением – слишком сложно, а ненавидеть ту, о которой он мечтал чуть ли не всю свою жизнь, – невозможно. Хотя, наверное, и стоило: Аютэ относилась к нему с Юлаем как к чему-то неодушевленному – как к столу, табурету или к бочке с нечистотами. Поэтому вела себя так, как будто ее окружали одни женщины: задралась рубашка? И Двуликий с ней! При перевороте с бока на бок из выреза вывалилась грудь? Ну и пусть! Во сне обнажилось бедро? И что с того?

Особенно сильно это ощущалось тогда, когда она справляла естественные потребности: вместо того, чтобы приподнимать подол связанными руками, Аютэ замирала рядом с ведром и выгибала бровь. Юлай тут же отворачивался, а Негзар, облизывая враз пересыхающие губы, вскакивал с топчана и шел к ней. Задирал рубашку чуть ли не до живота – и терялся от ее равнодушия: хейсарка, впитавшая а’дар с молоком матери, совершенно спокойно приседала, крайне неторопливо делала свои дела, а потом ждала, пока он, МУЖЧИНА и ВОИН, обмоет ей лоно!!!

Обмывал. Трясущимися от унижения руками. Кусал губы. И мысленно обещал себе, что, как только они доберутся до Каравата, покажет ей ВСЕ ГРАНИ до’ери[219].

А когда это издевательство прекращалось, он, вернувшись на свой топчан, начинал вспоминать, как выглядели ее прелести, насколько теплой и приятной на ощупь была ее кожа и как близко он, Негзар, был от Аютэ. Тут мысли срывались по привычному кругу – и он, прикипев взглядом к телу или лицу своей женщины, снова начинал восхищаться силой ее духа и предвкушать будущий лар’ват…

…Очередное появление хозяина «Королевской охоты» застало Мышь как раз во время перехода от бешенства к восхищению – Аютэ, только что справившая нужду, успела лечь и, не обращая внимания на неудобства, причиняемые связанными за спиной руками, бесстрастно смотрела в низкий потолок. Услышав условный стук в щит, он нехотя оторвал взгляд от ясно очерченных рубашкой полушарий ее груди и на всякий случай вытащил из ножен пару алчигов.

Юлай, вот уже пару часов пытавшийся задремать, мгновенно стряхнул с себя сонное оцепенение и, отодвинув свой топчан в сторону, скользнул к стене.

– Эт я, У-э-шастый… – раздалось снаружи, а через мгновение в отверстии показалась растрепанная грива Нура. – С на-э-востями…

Это его «э-э-э», повторяющееся чуть ли не через слог, внезапно вызвало у Мыши приступ неконтролируемой злости: подскочив к лазу, он вцепился в плечи хозяина «Охоты», резким рывком втащил его внутрь, поставил на ноги, пару раз встряхнул и рыкнул в испуганное лицо:

– Говори!!!

– С-скажу! Ща-а-а!!! – перепуганно взвыл Нур и, вырвавшись из его рук, затараторил: – Обоз при-э-был… Из Кара-э-вата…

– Обыскивали? – встревоженно поинтересовался Юлай.

– Дык!!! – одернув подол рубахи, заулыбался Ушастый. – Ча-э-тырежды! Па-э-дароге и тута! Но груз, э-э-э, не на-э-шли…

– А че наверху? День? Вечер?

– Ночь… Аттарки ушли ды-ва часа на-э-зад… Мои все спят…

– Отвел?

– Дык…

– Куда?

– На второй… В пе-э-рвую справа…

– Понял. Сейчас поднимусь…

Говорить два раза не понадобилось – толком не дослушав его последней фразы, Нур опустился на четвереньки и неожиданно шустро для довольно грузного тела исчез в темной, почти черной, дыре.

Проводив его взглядом, Юлай неторопливо прошел в дальний угол, поднял с пола свою котомку, вытащил из нее какой-то свиток, внимательно проглядел и сунул его за пазуху:

– Ну наконец-то! Не знаю, как ты, а я уже заждался…

Негзар криво усмехнулся – он ждал не приезда какого-то там человека, а возможности покинуть Шаргайл с Аютэ и обещанными деньгами.

Поняв, о чем он думает, илгиз ухмыльнулся:

– Еще пару дней ожидания – и Аттарки решат, что мы выбрались из Шаргайла еще в первую ночь…

– Решат. Но поиски не прекратят… – хмуро буркнул Мышь.

– И что? Тайник в телеге они не нашли, значит, мы выберемся! – уверенно сказал Юлай, хлопнул Негзара по плечу и подошел к лазу: – Ладно, мне надо идти… Ты тут поаккуратнее!

Негзар равнодушно пожал плечами – мол, справлюсь, – поднял щит, чтобы закрыть его за Подсвечником, дождался, пока тот опустится на колени перед лазом, и неожиданно для себя услышал ехидный смешок илгиза:

– Да, чуть не забыл: меня не будет больше часа! Не теряй времени, мужчина…

«Он – долинник, поэтому не понимает, что несет… – пытаясь не думать о предоставленной ему возможности, мысленно буркнул Мышь. – Лар’ват – это… это…»