Хемлок Гроув [любительский перевод]

Он с апатией отнесся к новости, что Нормана передали под нашу опеку, или, по крайней мере, ту оболочку, что с трудом отзывается на имя Нормана. Такая жалость. Я любила этого мужчину, без сомнений. Какая возвышенная ирония кроется в том, что, наконец, завоевав одного представителя династии Годфри, я влюбилась в другого. Немыслимо! Итак, в итоге я делю крышу с отцом и сыном. По крайней мере, с тем, что осталось от отца. Возможно, со временем, он восстановится, – не из сахарных конфеток же сделан. В любом случае, ночами мне будет не так холодно. Если подумать, после всей этой суеты и беспокойств последних лет, его уход удостоился лишь мычания от его старой коровы (окончательная победа над ней не такой уж малый приз; я получила уникальную привилегию жить достаточно долго, чтобы видеть падение или ожирение моих соперниц, но я не могу назвать ни одного более удовлетворительного случая). И мой ребенок тоже не выказал реакции больше, чем, если бы я купила новое растение.

Я не вмешивалась; я отвечала на его горе суровым состраданием, но цель оставалась прежней. Мы – выходцы из страны, которая никогда не завоевывала других земель, не давала отпор захватчикам, потому мы все еще живы. Мы делаем то, что необходимо. Осталась всего неделя до дня его рождения. Спустя столько времени, самого времени не осталось вовсе. Немного своевольно, что я хочу подождать именно до этой даты, но во всем должно сохраняться чувство меры; я презираю тех матерей, что безвольно разрешают залезать в чулки со сладостями раньше кануна Рождества. И, наконец-то, та самая ночь, ночь ответов! – во мне порхает столько бабочек, что я не удивлюсь, обнаружив свои ноги в воздухе, а не на земле, но, как учил нас отец, нетерпение и спешка – от дьявола. Так же я добросовестно ввела Нормана в

транс из опасения, что события этой ночи добьют его физически. (Сколько лет нам было, прежде чем мы усовершенствовались в трансе? А Роман в свои семнадцать уже адепт! Мои волосы зашевелились.) Затем я постучалась в дверь Романа и попросила его подняться на чердак на несколько минут.

Вообрази эту мизансцену! Он не заметил перемен: теперь комната стояла без мебели, по прошествии стольких месяцев, огоньки девяноста девяти черных свечей были расставлены вокруг алтарного камня, а на камне – колыбель. Непонимание в глазах мальчика, и древняя – неужели мы действительно настолько древние? – мудрость в материнских глазах.