Последняя конвульсия пробежала по телу волка, и он застыл. Роман снова и снова выкрикивал имя Питера, но волк просто лежал, не шевелился. Язык вывалился. Ребра поднимались и опускались. Длинный тонкий шприц, – теперь Роман увидел его, – торчал из его грудной клетки. Вот та штука, чем бы она ни была, которая ранила его друга. Роман схватился за забор и начал взбираться. Сверху была натянута колючая проволока, но он не заглядывал так далеко. Он просто видел, что его друг беспомощно лежит за изгородью, с длинным, торчащим из тела шприцем, а дальше этого его мысли не простирались.
– На землю!
В кустах, по другую сторону изгороди и несколькими ярдами дальше, раздался шорох, и из них появился человек. Это была Шассо. Она была одета в камуфляж цвета темного хаки, пропитанный оленьей мочой, чтобы перебить собственный запах, и держала винтовку с прицелом, на плечах висел рюкзак, и Роман понял, что ужалило волка: дротик.
– Вы не понимаете, – начал он, все еще держась за изгородь.
Она остановилась, уперла приклад в плечо и прицелилась в него.
– На землю! – скомандовала Шассо.
Роман спрыгнул с забора.
– Послушайте меня, – сказал он.
– Не смотри мне в глаза! – крикнула она. – Сделай десять шагов назад. Держи руки так, чтобы я их видела. В глаза
Роман отвел взгляд. – Это не он.
Шассо положила винтовку и рюкзак на землю возле Питера. Она не показывала, что услышала сказанное им.
– Я же сказал, это не он!
– Откуда ты знаешь? – спросила она, не столько для того, чтобы поддержать беседу, а скорее, чтобы отвлечь его, пока она сделает то, должна была. Она может усыпить и его, если потребуется, но надеялась, что до этого не дойдет. Для глаза, выстрел – лишь геометрия, метраж и ветер, но для бьющегося сердца – нажать на курок, держа в прицеле другое живое существо, и смотреть, как оно падает на землю и затихает, не самое приятное чувство. Если ты, конечно, не психопат или мужчина.
– Потому что… – начал Роман.
– Ты врешь, – сказала она, расстегивая рюкзак.
– Если навредишь ему, тебе конец! – пригрозил Роман. – Слышишь меня?
– Он в порядке, – ответила Шассо. – А если снова будешь мне угрожать, я переберусь через ограду и выбью все твои гребаные зубы.
Она вынула тонкое пластиковое кольцо из рюкзака, надела его на передние лапы Питера и затянула. Роман прижал костяшки пальцев к своему лицу, в смирении и отчаянии.
– Простите… – сказал он. – Но… говорю вам, вы не понимаете, что делаете.
Она затянула еще одни пластиковые наручники вокруг задних лап и выудила из рюкзака приспособление из кожи и стали.
– Это не Питер, – произнес Роман. – Мы выслеживали его. Вот зачем мы пришли сюда. Чтобы взять след.
Она засунула язык Питера в пасть и, сомкнув его челюсти, надела приспособление. Намордник.
– Сколько из того, что, якобы, ты знаешь, он рассказал?
Роман беспомощно смотрел вверх на растекающиеся по небу кляксы ночи. Его нога ковыряла землю, отбрасывая в сторону комья грязи. Он резко щелкнул пальцами и решительно ткнул на свежие отпечатки лап.
–
Она продолжала затягивать ремни намордника.
– Вы меня слышите? – вскричал он. – Питер оставляет следы, убийца – нет!
– Их просто не нашли, – отозвалась она.
Роман направился вперед, к изгороди, и она предупреждающе положила руку на винтовку.
– Это будет вашей виной, – сказал он. – Если сегодня еще кто-то погибнет, то по вашей вине.
Она затянула ремни: – Роман, все, что может быть сделано с меньшим количеством предположений, с большим количеством становится напрасным. Это – не твой друг. Это не человек. Я знаю, тебе тяжело это принять, и, верю, что и ему тоже. Я верю, что ты хочешь найти монстра, и он тоже. Но лишь потому, что он не может знать про себя. Ты не можешь знать такое о себе и продолжать быть человеком.
Роман потряс головой. – Херня, – сказал он. – Просто какая-то херня.
Она еще раз проверила узлы на теле Питера и поднялась. – Это животное, – произнесла она. – Вот, что он такое.
Роман посмотрел на нее умоляюще. Она повторила свою команду о зрительном контакте.
– Если вы ошибаетесь, сегодня ночью кто-то погибнет, – сказал Роман. – Разве вы не видите, что я просто стараюсь помочь? Почему вы не даете мне помочь?
– Потому что ты не веришь в Бога, – ответила она.
Она вытащила дротик из Питера. – Пожалуйста, иди к своей машине и уезжай добровольно. Я очень расстроюсь, если ты вынудишь стрелять в тебя.
Какое-то время Роман оставался неподвижным, если не считать игру теней на ямочках стиснутой челюсти. Затем он повернулся спиной к изгороди и побрел прочь.
– Бог не хочет, чтобы ты был счастлив, Он хочет, чтобы ты был сильным, – сказала она ему вслед.