Хемлок Гроув [любительский перевод]

Роман продолжал кричать и пытаться встать на ноги, но тут Шелли зашевелилась. Она неуклюже побежала по ступеням, издавая низкий звук боли, когда шериф Сворн выстрелил в нее в третий раз, но она добралась до земли и вприпрыжку проскочила мимо него. Тогда он развернулся, заряжая следующий патрон, но тут винтовка выскользнула у него из рук из-за поспешных действий, и Роман подошел к нему и, заглянув в глаза, сказал металлическим голосом: – Не стреляйте в нее. Пожалуйста, не стреляйте в нее, – и побежал следом за Шелли, выкрикивая ее имя. Но она не остановилась, она не могла остановиться, она была, как запущенная паровая машина, которая способна только набирать и набирать обороты, быстрее убегая в лес по одинокой тропинке, и Роман бежал следом на звук ломающихся веток, пока она продиралась через них вверх по холму. Она снова начала светиться, с каждым шагом все более ярко и импульсивно, оставляя в воздухе тонкие лучи света, а ветки и даже целые деревья трещали и падали, пока гигант стремительно несся в одном направлении.

Далеко позади нее Роман достиг вершины холма, чтобы увидеть только повисшее в сумраке голубоватое свечение; с высоты она выглядела, как светлячок, бегущий к Институту, месту своего создания, все ближе и ближе, затем начала мигать и окончательно скрылась из вида, словно сама земля проглотила ее. Роман остановился и перевел дыхание. Джинсы холодили спереди. Видимо, в какой-то момент его мочевой пузырь не выдержал, а он не заметил. Он увидел клочок ткани от платья Шелли, зацепившийся за куст, вытер насухо руки и принялся распутывать. У Романа была своя серия предписаний, необходимых для поддержания порядка и баланса в мире. Например, у него был союз с простым и гармоничным числом 4 и кратными ему, но непримиримая война с простыми числами; простые числа – эмиссары тьмы. Он нажимал кнопку отключения будильника фиксированное количество раз, в зависимости от часа, в который тот сработал; он предпочел бы наступить на гвоздь, чем на трещину, не мог уснуть, пока не удостоверится, что все ящики и шкафы в доме плотно закрыты, заходил в воду с левой ноги, и всегда развязывал узлы. Он работал трясущимися руками, освобождая одно волокно за другим и яростно вырывая безобидные нитки при свете фонарей Института, и впервые в жизни его посетила мысль, что то, что он делает, не имеет никакого смысла. Что не существует протокола, который сможет уладить то, что произошло сегодня, во имя добра или зла, не важно. Он бросил клочок на землю, не закончив работу. Никогда раньше он не поступал так. Даже не мог представить себе такого. Он упал опустошенный. Он никогда не представлял себе такой пустоты.

А затем в Белой Башне погасли огни.

* * *

Лита подошла к волку. Он лежал на боку, безвольный, хрипящий и заляпанный кровью. Она легла рядом, притянула его тело к себе и заглянула в глаза. Волк посмотрел в ответ – это были глаза Питера. Она единственная поняла истинный секрет Питера: даже волком, он никогда не был «этим», только собой, всегда Питером. Она зарылась лицом в его мех и вдыхала его собачий запах, пока мудрый волк умирал. Она лежала, обняв его тело и закрыв глаза.

Когда она открыла их снова некоторое время спустя, ее щека утыкалась не в мех, а в плоть – розовую, влажную и теплую. Человеческую. Ее руки поднимались и опускались вместе с его грудью: он дышал. Ошеломленная, она села и взглянула на Питера, розового и влажного. Она не знала, что делать с этим сокровенным пониманием, что возвышается над всеми законами природы: попросить еще одно чудо будет не просто чрезмерным, но сделает ее самым эгоистичным существом из живущих на свете.

– Я приму это, – прошептала она.

Питер застонал и сжался, но не очнулся. Она подвинулась ближе, ее губы почти касались его лица. Она не понимала произошедших только что вещей, ей и не надо было. Ведь сказано: Смерть это сумасшедшее волшебство. И с нежностью, которой не получишь от поцелуя, она лизнула его.

Ты Должен Обратить Свое Сердце В Сталь