Бледное, побелевшее лицо Китти осветила вспышка молнии. Она произнесла, с трудом переводя дыхание:
– Приезжаешь домой, чтобы приготовиться к вечеру, и что тут застаешь? Лживое, хитрое, зловредное существо, грязную деревенскую девицу, которая не ценит ничего, что я сделала для нее.
– Я ценю все хорошее, что ты сделала для меня, поэтому я и придумала этот вечер, но ты сама выбиваешь из меня все добрые чувства к тебе. Ты хочешь сломать все, что принадлежит мне, я же делаю все для того, чтобы сохранить принадлежащее тебе. Ты мне причинила столько зла, что можно помнить всю жизнь, Китти Деннисон! Я не заслужила наказаний. Кто-то спит на боку, кто-то на животе, но никто не считает это грехом, только ты. Кто тебе сказал, как правильно спать, а как неправильно? Бог?
– Не смей так разговаривать со мной, пока находишься в моем доме! – визгливо закричала Китти, выходя из себя. – Скажи: да, виновата. Ты нарушаешь заведенные мною правила. Ты знаешь, что я запрещаю тебе спать на боку и… Но продолжаешь по-прежнему!
– И что тут плохого – спать на боку? Скажи мне! До зарезу хочется узнать. Должно быть, это как-то связано с твоим детством и с тем, что с тобой случилось! – выпалила я таким же злым и агрессивным тоном, как Китти.
– Ах ты, умница какая! – произнесла в ответ Китти. – Считает, что она выше меня, потому что получает отличные отметки в школе. Тратит мои деньги на одежду, и ради чего? Что ты собираешься делать в будущем? У тебя же нет никакого таланта. Готовишь ты кое-как, ничего не умеешь, только убирать в доме да поддерживать в нем порядок. А тоже мне, считает себя выше, потому что я дальше пятого класса в школу не ходила. Это все Кэл наговорил тебе, знаю я.
– Ничего мне такого Кэл не говорил. А если ты не кончила школу, то, я уверена, только потому, что не могла дождаться момента, чтобы переспать с мужчиной и сбежать с первым попавшимся, который предложит тебе пойти за него, – как делают ВСЕ девицы из разряда горных отбросов общества. Даже если ты и росла в Уиннерроу, все равно ты ничем не лучше тех девиц.
Это Китти была виновата, а не я, когда Кэл начал смотреть на меня, заставляя забывать, что он находится на положении моего отца, моего попечителя. Только Китти виновата. Мое негодование быстро нарастало. Это она крадет у меня в этом мужчине то, что он давал мне раньше, – настоящие отцовские чувства. Первой пришла в себя Китти.
– Он рассказал тебе, я знаю! – воскликнула она высоко и пронзительно. – Ты обсуждала меня с моим собственным мужем, наговорила ему лжи и добилась того, что он не любит меня, как раньше!
– Мы не говорим о тебе, это слишком скучное занятие. Мы стараемся делать вид, что тебя вообще не существует, вот и все.
Подбросив в костер «новых дров», я решила, что он уже хорошо разгорелся и теперь можно валить в него все гнилье, припасенное с первого дня моего появления в этом доме. Я не забыла и не простила ни одного грубого слова, ни одной пощечины, ни одного разбитого в кровь носа, ни одного синяка под глазом. Сейчас все это скопилось и взорвется искрами.
– Китти, я больше не собираюсь называть тебя мамой, потому что ты никогда не была и никогда не будешь моей мамой. Ты – Китти-парикмахер. Китти – учитель по псевдокерамике.
Я повернулась волчком на каблуке серебряной сандалии и показала пальцем на ряд полок и тут же залилась смехом, причем смеялась я искренне, словно получала от этого удовольствие. Хотя удовольствия на самом деле было мало, так – показная бравада.
– А в этих запертых шкафах находятся готовые формы, профессиональные, Китти, тысячи купленных тобой форм. На ящиках, которые присылают, стоят грузовые отметки. Так что ты не создатель этих животных! Ты покупаешь формы, заливаешь глиной – и готово. Потом демонстрируешь эти изделия как свои авторские, а ведь это подделка! За это на тебя могут и в суд подать.
Китти сделалась неестественно спокойной.
Это должно было послужить мне предупреждением замолчать. Но я больше двух лет носила в себе возмущение этой женщиной, и теперь оно вырывалось из меня наружу, как будто Китти была комбинацией отца со всем тем, что отравляло мне жизнь.
– Это Кэл рассказал тебе, – мертвенно-спокойным голосом произнесла Китти. – Кэл… предал… меня.
– Нет. – Я полезла в ящик своего стола и вытащила оттуда маленький медный ключ. – Я нашла его, когда убиралась в этой комнате, и не могла не открыть и не посмотреть в шкафах, которые ты всегда держишь запертыми.
Китти улыбнулась, да такой милой улыбкой, что милее нельзя.
– Да что ты понимаешь в искусстве, деревня несчастная? Формы – их делала я. И отсылала хорошим клиентам. А закрытыми держу, чтобы никто, вроде тебя, не украл моих идей.
Мне-то какое дело?