Хевен

Слезы, блестевшие в его глазах, наполнили мое сердце жалостью к нему. Он попал в такую же ловушку, как и я, был по уши в долгах перед Китти. Куда ему уходить, когда он столько лет отдал здесь ремонту электроники? Как я могла оттолкнуть его или ударить по лицу, когда, кроме него, я не видела добра ни от одного мужчины. Это он спас меня от жизни куда более тяжелой, чем в этом Кэндлуике.

И все же я прошептала «не надо», но это не остановило его и не помешало целовать меня всю и гладить. Я мелко задрожала, мне показалось, что Бог смотрит на меня с высоты и осуждает на вечный ад, как об этом говорил преподобный Вайс. И Китти каждый день мне говорила, что я наверняка угожу туда. Мне было удивительно чувствовать, как он прячет лицо у меня на груди, а слезы горячим потоком льются у него из глаз и он всхлипывает в моих руках.

Что я такого сделала, чтобы заслужить все это? Меня охватило чувство вины и стыда. Может быть, я действительно грешна от рождения, как вечно мне внушает Китти? Как я навлекла такое на себя?

Мне захотелось еще сильнее расплакаться и рассказать ему все, что сделала мне Китти, что сожгла материнскую куклу. А вдруг он подумает, что это так тривиально – сжечь куклу и нечего печалиться по этому поводу? Да и что такое несколько ударов, если я сносила и побольше?

«Спасите меня, спасите, – хотелось мне закричать. – Пожалуйста, не делайте со мной ничего такого, что лишило бы меня собственной гордости, пожалуйста, пожалуйста!» Но мое тело предавало меня, ему было хорошо от того, что Кэл делал с ним. Ему было хорошо, что его держат в объятиях, прижимают к себе, ласкают. Мне было то сладко, то в следующий миг я вспоминала о греховности. Всю свою жизнь я мечтала, чтобы меня коснулась ласковая, любящая рука. Всю жизнь мечтала об отце, который любил бы меня.

– Я люблю тебя, – прошептал Кэл, снова целуя мои губы.

И я не спрашивала, как он меня любит – как дочь или это иная любовь. И знать не хотела. По крайней мере, в этот момент, когда впервые в жизни я почувствовала, что меня оценили по достоинству, что меня любил такой мужчина, как Кэл, или испытывал ко мне желание. Пусть даже в глубине души я чувствовала себя глубоко встревоженной.

– Какая ты сладкая и нежная, – шептал он, целуя мои обнаженные груди.

Я закрыла глаза, стараясь не думать о том, что позволяю ему делать. Теперь он никогда не оставит меня один на один с Китти. Теперь он придумает, как защитить меня, и заставит Китти сказать, где находятся Кейт и Наша Джейн.

Слава Богу, он, похоже, удовлетворился лаской моих самых запретных мест, скрытых рваным платьем. Возможно, потому, что я заговорила, он вспомнил, кто перед ним. Я ему выложила все о кукле, о ее сожжении, о том, что Китти вынудила меня отдать куклу потому, что обещала сказать, где Кейт и Наша Джейн.

– Ты думаешь, она действительно знает? – спросила я.

– Не знаю, что она знает, – коротко ответил Кэл с горечью в голосе. Он стал приходить в себя, а его взгляд – приобретать нормальный вид. – Она только и знает, что быть жестокой.

Он взглянул в мои расширившиеся испуганные глаза.

– Прости меня. Я не должен был делать этого. Прости меня, что я забыл, кто ты, Хевен.

Я молча кивнула. Мое сердце запрыгало, когда я увидела, как он достает из кармана рубашки коробочку, обернутую серебристой бумагой и перевязанную голубой атласной ленточкой. Коробочку он вложил в мою руку.

– У меня для тебя подарок. Я поздравляю тебя с тем, что ты так хорошо учишься и что я могу гордиться тобой, Хевен Ли Кастил. – Он открыл коробочку и поднял крышечку другой, бархатной изнутри. Там лежали изящные золотые часики. Он умоляюще взглянул мне в глаза. – Я знаю, ты живешь здесь ради того дня, когда сможешь бежать из этого дома, от Китти, от меня. Так что я дарю тебе часы с календарем, чтобы ты могла считать дни, часы, минуты и секунды до того момента, когда отыщешь брата и сестренку. И я клянусь, что сделаю все, чтобы выведать у Китти, что она знает. Пожалуйста, не сбегай от меня.

В его глазах я прочла, что все сказанное им – правда. И любовь ко мне тоже читалась в его взгляде. Я долго смотрела на Кэла, прежде чем согласилась и протянула ему руку, чтобы он надел на нее часики.

– Естественно, – печально заметил он, – Китти нельзя показывать эти часы.

Он наклонился, нежно взял мою голову в ладони и поцеловал меня в лоб, промолвив:

– Прости меня, что я переступил границы, которые не должен был переступать. Иногда мне так кто-то нужен, а ты мила, молода и способна понимать человека. И к тому же тебе так же не хватает любви, как и мне.