Хичкок. Ужас, порожденный «Психо»

Накануне тихой, смиренной смерти Гейна в приюте 26 июля 1984 года больничные сотрудники характеризовали его как «послушного» и «безобидного». Его представления о внешнем мире были минимальны, а о своих преступлениях он вовсе ничего не помнил. Почти двадцать лет тому назад — возможно, ради очищения Плейнфилда от присутствия Гейна — неизвестные сожгли его ферму. До сих пор всякие ненормальные, любители криминала, искатели острых ощущений и маргиналы совершают паломничества на развалины его дома. И местные жители признаются, что ни одни святки не проходят без того, чтобы какой-нибудь малыш не пропел «Заткните прорехи кусочками Молли».

Никто не может измерить во́лны страха, разошедшиеся от чудовищных деяний Эда Гейна, или страданий, причиненных им своим жертвам и их родственникам. В 1957 году большинство американцев считали себя богопослушными, пристойными людьми в серых фланелевых костюмах, или совершенно образцовыми женами типа Дорис Дэй, или примерными детьми, подобно Ширли Джонс и Пэту Буну из «Любви в апреле»[4]

. Мы избрали президента по имени Эйзенхауэр, крутили хула-хупы и смотрели «Оззи и Харриет»[5]. Но в городке, расположенном менее чем в сорока милях от Плейнфилда, один мужчина, бреясь, пристально вглядывался в зеркало в ванной, размышляя о Гейне, о себе, и пытался унять дрожь в руках.

Глава 2

Роман

Искренне ваш, Роберт Блох

Город Вейявега, Висконсин расположен в тридцати девяти милях от Плейнфилда.

Роберт Блох, скромный, но очень одаренный сорокалетний писатель, однажды утром, посмотревшись в зеркало, заглянул себе в душу и содрогнулся. Он только что закончил новый роман — и осознал, что, возможно, задумавшись о человеческом духе, эксгумировал из себя нечто неописуемо ужасное. Надо признаться, что это была не первая его книга, отображающая темные стороны жизни. Поклонник и протеже Верховного Жреца литературной фантастики и ужаса Говарда Лавкрафта[6]

, Блох поставил на животный страх в 1934 году, в рассказе «Лили», который он продал «Марвел Тейлс», когда ему было всего семнадцать лет. Читая первые газетные статьи об Эде Гейне, Блох уже был известен как автор романа «Шарф», написанного девять лет тому назад. Книга начинается словами: «Фетиш? Это ты сказал. Я же знаю лишь то, что это всегда было мне необходимо».

Несмотря на то что Роберт Блох и его жена не выписывали местный рупор «Хроники Вейявеги», писатель жадно искал хотя бы несколько скудных строчек про Гейна, затерявшиеся между счетов с церковных базаров и ежедневной периодикой. Когда Роберт просмотрел более крупные газеты Милуоки, он удивился тому, что даже они постарались заглушить эту историю. Неказистый, субтильный со звонким голосом Блох вспоминает: «Факты были скудные, поскольку пресса не стремилась освещать пресные местные события. Мне только удалось узнать, что человека арестовали после убийства хозяйки скобяной лавки, которую нашли подвешенной у него на ферме, освежеванную будто скотина. Потом полиция обнаружила другие «неустановленные» доказательства, приведшие к заключению, что он не только совершал убийства, но и раскапывал могилы».

Скудные факты так захватили Блоха, что он с воодушевлением начал делать записи. Писатель вспоминал: «Я размышлял, как могло случиться, что этого человека никогда не подозревали ни в чем плохом — и это в городе, где, если кто-то чихнет в одном конце, на другом конце обязательно скажут «будьте здоровы». Как случилось, что о массовых убийствах узнали лишь случайно? Я также недоумевал, насколько неохотно его соседи говорили об этих преступлениях. И я сказал себе, что это именно то, что мне надо».

Начав с нескольких заметок, которые Блох раздобыл о Гейне, писатель принялся фантазировать на тему главного героя для нового романа. В то время Роберт и не мечтал, что этот человек впечатается в самую сердцевину специфически американской темной стороны души. Он вспоминал: «Мысленно я представлял, что персонаж будет эквивалентом Рода Стайгера[7], который жил в одиночестве, — этакий затворник, не имеющий друзей. Как будет он выбирать своих жертв? Мне пришло в голову сделать его хозяином мотеля, где всегда есть большой выбор незнакомцев. В то время я не знал, что убийца был еще и гробокопателем. Кроме того, считалось не совсем вежливо обсуждать подобные вещи в газетах, не говоря уже о мистической литературе пятидесятых годов».