Химеры

Большие весельные баркасы он отверг сразу. Ньет не умел ставить парус и не справился бы с греблей. Ему все сильнее хотелось убраться из этого ныне пустынного места, наполненного запахами смерти, грибов, спелой черники, соли и йода. Он вспомнил разбитую голубую вазу на столе и передернул плечами. Нужно здесь все сжечь. Это самое лучшее.

Он уже не знал, что ищет. Нальфран в море нет. Ищет ли он ее, или… что? Кому нужно это бессмысленное странствие.

— Я поплыву, как человек, — сказал сам себе. Море шумело.

Моторная лодка, которую он отыскал, была маленькой, выкрашенной в грязновато белый цвет. Ньет надел брезентовые рукавицы и в одиночку навесил мотор. Он толком не знал, как это делается, но кто-то из его умерших предков видимо знал. Методично обошел все дома, отыскивая то, что не тронула Полночь. Нашел пакет сухарей и соленую рыбу, легкую, иссохшую, как пемза. Человеческие жилища были разворочены, как устрицы, и он спокойно входил в них, брал без приглашения, осматривался. Морская девка безвольно лежала на песке, там где он оставил ее. Вокруг похаживали чайки, перекликаясь пронзительными, мерзкими голосами. В самом маленьком и невзрачном доме, стоявшем близко от воды, Ньет отыскал ружье-двустволку. Он захватил и его, завернув в тряпку, и пару коробок патронов. Еще он взял воды. Пару мотков пластыря. Нож, стальной и страшный.

Фолари не свойственна предусмотрительность, но внутри что-то так болело, будто он перестал быть фолари. Он сам теперь не знал, что он такое. На границе мира людей, в пустоте, сознание начинало размываться. Он не хотел этого. Он не хотел быть, как эта бедная дура, которая валяется там, на берегу, без тени мысли в пустых глазах. Он погрузил в лодку два пледа, найденную еду, ружье, патроны, воду, ботинки, синее платье, аптечку и миску с кружкой. Повязал волосы полотняным красным платком. Вещи привлекали. Лодка, казалось, разбухла, тяжело покачивалась на привязи. Ньет отогнал чаек и перетащил в лодку фоларицу. Она была колючая и легкая. Сунул ей сухарь. Вокруг жадно кружила ее стая, плавники прорезали воду, как акульи. Ньета больше это не беспокоило. Он не собирался продолжать поиски под водой. В воде ничего нет.

Говорят, в Найфрагире строят для Нальфран храмы.

Повозившись, он отцепил лодку, оттолкнулся, завел мотор. Резко пахло бензином, краской, рыбьей слизью. Под скамьей лежала забытая жестянка с мазутом, из нее торчала тряпка.

Лодка помедлила и пошла прочь от острова, тарахтя и покачиваясь.

Глава 11

На прожекторном рее сияли огни, окруженные гало. Воздух был полон влаги, туманная взвесь оседала на куртке, на широкополой брезентовой шляпе, на черном стволе винтовки. Три луча от переносных прожекторов сходились и расходились в сеющей морось тьме.

Протяжно завыла сирена, ей ответила другая тоскливым осипшим голосом.

Рамиро посмотрел назад — с навигационного мостика следующий за «Полярной звездой» транспорт едва угадывался чуть более светлым в общей мути пятном. Или это перед глазами круги плавали.

— Чертов кисель, — проворчал Черепок, хинет-наемник из Элейра. — Свети-не свети, ни хрена не видно.

У трубчатой грузовой стрелы мелькнуло что-то черное, Рамиро выстрелил, почти не целясь, Черепок, сидя на ящике у «араньи», поводил дулом, но стрелять не стал. В темноте мокро захлопало — и стихло.

С полубака эхом грянули выстрелы — бах! бах! бах! Там тоже гулял прожектор, полосуя сизый туман.

— А говорили, на севере нечисть тучами летает, — разочарованно протянул Адаль Лагарте, один из оруженосцев сэна Ивена Маренга. Он рассматривал ночь в бинокль — так же безуспешно, как и невооруженным глазом. — В Катандеране, говорят, прям кишело в небесах, на улицу не выйти.

— Так она и летает тучами, — сказал Рамиро. — У городов. Сейчас мы случайных отстреливаем.

Черепок важно покивал.

— Полночи не резон просто так гулять. Она кушать хочет. Потому стягивается, где народа побольше — города, деревни, населенные пункты.

— Хоть на том спасибо, не надо будет по лесам гоняться, из оврагов выковыривать.

— Господин Илен! Вон она!

Бах! Бах!

Стукаясь о грузовую мачту, на палубу обвалилась какая-то тварь и разлапилась внизу, у лееров.

— Господин Илен! — забеспокоился Лагарте. — Можно спуститься посмотреть?

— Нельзя. Утром посмотришь.

— Утром она испарится! Говорят, когда в Катандеране налеты отбивали, полуночных целые горы настреливали. Так они к утру все в пыль превращались. А вот вы, господин Илен, разве не видели? Вы ж столичный…

— Я в тот момент уже в тюрьме сидел, — соврал Рамиро.

Про спасение «фоларийской девы» из отстойника лорда Хосса знали уже все. Часто просили рассказать, но Рамиро переводил разговор на что-нибудь другое. Объяснять, как все происходило на самом деле — долго, путано и наверняка неубедительно. Романтическая история куда больше нравилась людям.

Где сейчас Ньет, что с ним? Вернулся ли он на набережную, к своим? Рамиро покачал головой. Вряд ли. И дело не в том, что Ньета он на набережной не видел, он там вообще мало кого видел, все по кустам отсиживались.