Огромное развитие получила психологическая война в годы первой мировой войны. Пресса всех воюющих стран возлагала ответственность за империалистическую войну только на врага, лживо внушала трудящимся массам, будто дело шло о защите свободы и независимости родины, а не о переделе мира, о перераспределении колоний. Обе стороны обвиняли друг друга в неоправданных жестокостях в отношении военнопленных и мирного населения. Это очень старый пропагандистский прием в психологической войне. К нему прибегали еще древние римляне, осуждая за жестокость карфагенского полководца Ганнибала (III в. до н. э.). Одним из наиболее ярких примеров пропагандистских преувеличений может служить история о том, как испанцы будто бы отрезали ухо английскому капитану Дженкинсу, которого подозревали в контрабандной торговле с их колониями в Южной Америке. В 1739 году началась англо — испанская война, получившая название «войны из-за уха Дженкинса». Скептически настроенные историки склонны считать, что оба уха бравого капитана находились в полной сохранности, скрываясь под пышным модным париком. В годы гражданской войны в США южные газеты писали, что северяне используют головы павших солдат Конфедерации для игры в мяч. В 1871 году в ответ на справедливые утверждения, что прусские войска совершают кровавые расправы над населением на оккупированной ими французской территории, Бисмарк приказал немедленно опубликовать любые контробвинения, которые окажутся под рукой
[83].Тема немецких зверств заняла в антантовской пропаганде большое, едва ли не центральное, место. Кайзеровская армия действительно совершала немало кровавых злодеяний, преимущественно на Восточном фронте. Однако об этих действительных зверствах немецких войск за линией фронта антантовские пропагандисты, как правило, не имели достоверных известий и потому взамен изобретали мнимые и, разумеется, полностью замалчивали жестокости войск самой Антанты, изображая ее поборницей гуманизма.
Одним из ловких ходов англичан было именование ими своей пропаганды «информацией», что подразумевало ее мнимую правдивость и объективность. Германскую же пропаганду называли пропагандой. Этот трюк с тех пор неизменно используют пропагандистские ведомства Англии и США вплоть до наших дней.
У немцев тонким приемом пропаганды в нейтральных странах было изображение Германии в качестве поборницы окончания войны на Западе путем компромисса. Это вдобавок действительно соответствовало политическому курсу Берлина, потерявшего надежду на военную победу.
Особое значение для воюющих стран, тем более после того, как установилось известное равновесие сил на многочисленных фронтах, имела пропаганда в Америке. Антанта зависела от американского снабжения, и только вступление США в войну могло создать перевес в силах, достаточный для победы. Конечно, у американского империализма были собственные широкие агрессивные притязания, вплоть до завоевания мировой гегемонии, которые, в конечном счете, и обусловили вступление США в войну.
Однако было далеко не ясным, не вступят ли США в войну слишком поздно. Не было заранее очевидным также, удастся ли сторонникам вмешательства преодолеть сопротивление тех кругов американской буржуазии, которые считали более выгодным остаться вне конфликта, наживаясь на военных поставках, чтобы позднее заставить истощенные войной европейские страны принять выработанные в Вашингтоне условия окончания всемирной бойни.
Такую позицию занимала большая часть буржуазии, менее связанной с внешним рынком. Подобные настроения питались старыми счетами и торговым соперничеством с Англией, традиционным недоверием к бывшей метрополии и потерями, которые приходилось нести американским экспортерам из-за британской морской блокады Германии. Народные массы в США были явно против вовлечения страны в войну.
В этих условиях антантовским пропагандистам предстояло решать нелегкую задачу, усложненную тем, что приходилось преодолевать влияние своих германских соперников, которые, опираясь на многочисленных немецких эмигрантов, также развернули активную деятельность. Правда, солдафонская грубость и неуклюжесть этих кайзеровских специалистов по пропаганде (оправдывавших, например, германские зверства в оккупированной Бельгии вроде разрушения старинного города Лувена и расстрелы мирных жителей «кровожадностью» гражданского населения!) скорее лили воду на мельницу Антанты. Английская пропаганда, значительно более ловкая и учитывающая психологию «среднего американца», через несколько месяцев после начала войны приняла значительные масштабы.