Химеры старого мира. Из истории психологической войны

Все ухищрения антантовской пропаганды не помешали воздействию большевистской правды даже на сами войска интервентов. «Эта победа, которую мы одержали, вынудив убрать английские и французские войска, — говорил В. И. Ленин, — была самой главной победой, которую мы одержали над Антантой. Мы у нее отняли ее солдат. Мы на ее бесконечное военное и техническое превосходство ответили тем, что отняли это превосходство солидарностью трудящихся против империалистических правительств» [103].

Одна из наиболее характерных черт психологической войны против социалистических революций вполне выявилась уже во время и в первые годы после победы Октября. Это поддержка партий, стоящих «непосредственно» правее Коммунистической, чтобы добиться перехода власти в их руки, который открыл бы дорогу торжеству открытой контрреволюции. Именно так действовала Антанта, развертывая пропагандистскую кампанию против Венгерской советской республики в 1919 году. Эта тактика тесно координировалась с соответствующими политическими маневрами, которые привели к переходу власти к якобы «левым» профсоюзным лидерам, что оказалось лишь краткой прелюдией к установлению на целые четверть века монархо — фашистской диктатуры Хорти.

Непреодолимый порыв сочувствия молодой республике трудящихся, энтузиазма рабочих масс в связи с победами Красной Армии над войсками Пилсудского, могучая сила рабочей солидарности, особенно ярко проявившая себя летом 1920 года и сорвавшая новые интервенционистские планы Лондона и Парижа, — все это побудило реакционную печать еще более усилить и вместе с тем усовершенствовать свою кампанию антисоветской лжи и клеветы.

Движение солидарности с Россией объявлялось следствием «обмана», «непонимания», даже подкупа! Вот один номер главной газеты треста Нортклиффа «Дейли мейл», вышедший осенью 1920 года. Первая полоса «Большевики посылают золото и бриллианты за границу, чтобы путем подкупа побудить иностранные газеты поддерживать их систему, разжигать революцию в цивилизованных странах». Задача передовой статьи того же номера — используя отрицательное отношение правых лидеров профсоюзов и многих либеральных интеллигентов к Советской России или по крайней мере их неверие в ее будущее (при замалчивании других дружественных нашей стране голосов), внушить читателю мысль, будто большевизм быстро идет к собственной гибели. «Почти без исключения все английские рабочие лидеры и представители прогрессивного крыла, — указывалось в передовой, — которые недавно посетили Россию, вернувшись, утверждают, что большевистский режим обречен. Бертран Рассел, пламенный выразитель передовой мысли, идет еще далее, заявляя, что этот режим уже находится при смерти» [104].

А в тот же день в передовой статье другой консервативной газеты, «Морнинг пост», можно было прочесть, что было бы глупостью вести торговлю с Россией. «Потребовалось много веков, — писал этот орган «твердолобых», — чтобы люди поняли — не может быть ни торговли, ни цивилизации, если строго не соблюдаются некоторые моральные соглашения. Изымите их, и мы вернемся к методам пещерных людей». Само собой разумеется, под витиеватым понятием «моральные соглашения» подразумевались соглашения не покушаться на частную собственность

[105].

Можно просмотреть всю «большую печать» Лондона за то же число, обнаружив только постоянные вариации на уже знакомую нам тему. А еще через два дня «Дейли мейл» обнаружила еще один «довод» в пользу отказа от всяких переговоров с большевиками — раскол оппортунистами рабочего движения. Другим аргументом были сохранявшиеся надежды белогвардейщины — Врангель еще удерживал Крым. «Нельзя быть слишком осторожным, — писал в передовой рупор Нортклиффа, маскирующийся под газету для народа, — и необходимо избегать всего того, что может быть воспринято как признание большевистского строя в момент, когда его осуждают французские социалисты и французские профсоюзные деятели и когда среди самих русских растет сопротивление ему…» [106]

Кстати о «растущем сопротивлении» — в тот же день в солидном «Таймс» (он, напомним, тогда принадлежал тому же Нортклиффу) обсуждаются слухи о восстании в Кронштадте, об уличных боях в Петрограде [107]. Что это очередная «утка» или пророчество (английская пословица рекомендует: «не прорицайте, пока точно не разузнаете»)? Ведь через полгода во вспыхнувшем мятеже в Кронштадте достаточно ощутимой оказалась рука антантовской агентуры.