Химеры старого мира. Из истории психологической войны

Немецкие газеты и радиостанции по взмаху дирижерской палочки стали дружно и многословно рассуждать на тему о тайнах «русской души». В одной из речей по радио Геббельс пытался уменьшить впечатление, которое производила беспримерная стойкость красноармейцев. «Большевистский солдат, — уверял нацистский главарь, — демонстрирует порой действительно поразительное равнодушие к смерти, которое было бы слишком большой честью именовать храбростью».

Германское продвижение еще не было сдержано, но до окончательной победы было дальше, чем когда-либо ранее. Развернувшаяся битва на Волге была поэтому первоначально воспринята министерством пропаганды как желанный символ, который должен был снова возродить в Германии прежнюю уверенность во всемогуществе гитлеровской армии. Поэтому Гитлер самолично решил приковать внимание Европы к Сталинградскому сражению, которое он заранее считал выигранным немцами. 30 сентября 1942 года Гитлер заявил: «Занятие. Сталинграда будет завершено, и вы можете быть уверены, что никто не изгонит нас оттуда». Более чем через месяц то же хвастовство: «Фактом является, что мы захватили его». Сталинград продолжал сражаться. Нацистская пропаганда пыталась объяснить это тем, что русские пытаются оттянуть неизбежный конец и не считаются со страданиями населения, что дни Сталинграда сочтены, что речь идет лишь об очищении руин города, что этот город оказался не просто крепостью, а целой системой крепостей. По радио стали звучать и другие ноты, что немецкая сторона, мол, никогда не рассчитывала на скорое падение Сталинграда и не устанавливала даты завершения борьбы…

А потом последовал, как всем известно, ошеломляющий контрудар советских войск, шестая армия Паулюса в Сталинграде попала в «котел», были успешно ликвидированы отчаянные попытки ударных танковых дивизий фельдмаршала Манштейна прорваться на помощь окруженным войскам. В начале советского контрнаступления германское радио и печать пытались скрыть от населения наступивший коренной поворот в ходе Сталинградской битвы, находя самые фантастические объяснения для фактов, которые уже не поддавались замалчиванию. Комментатор берлинского радио придумал такое истолкование советского наступления: «Одним из основных принципов германской стратегии — открывать время от времени бреши, в которые большевики имели бы искушение врываться и подвергаться риску быть уничтоженными. Можно с уверенностью сказать, что именно это происходило за последние одну — две недели в излучине Дона».

По мере того как сужалось кольцо окружения вокруг войск Паулюса, усилия фашистских комментаторов найти приемлемые объяснения случившемуся стали явно побивать друг друга. Одни комментаторы снова и снова талдычили о «генерале Зима», тогда как другие спешили порадовать слушателей, что на фронте температура остается на нуле. Правая рука Геббельса в это время Ганс Фриче утешал немцев тем, что решающие сражения войны происходят вдалеке от германских границ, а в середине января 1943 года генерал Гессе объяснял, что прорывы, которых удается добиться русским зимою, не имеют серьезного стратегического значения и будут легко ликвидированы с наступлением тепла. Вместо мифа о непреодолимости вермахта в наступлении слушателям теперь преподносился подправленный вариант легенды о непреодолимости атак гитлеровской армии в летние месяцы и, конечно, о неспособности советских войск наступать иначе, чем в зимние холода. «Посмотрим, весна покажет, что осталось от советской ударной мощи», — подбадривал генерал Гессе свою аудиторию.

Через две недели закончилось Сталинградское сражение — закончилось самой крупной военной катастрофой в истории Германии, многими тысячами убитых, раненых и попавших в плен. Германские средства информации лишь глухо сообщили о прекращении борьбы в Сталинграде, «потерявшей военный смысл». Официально было запрещено упоминать о том, что кто-либо из трехсоттысячной армии Паулюса остался в живых и попал в плен, подразумевалось, что все они сложили голову за фюрера. Даже в своем дневнике Геббельс кривлялся и стремился скрыть истину: «Мы восторжествовали в борьбе за спасение от гибели на Востоке». И еще он заносит в дневник слова, сказанные в беседе с ним по — прежнему бахвалившимся Гитлером. «Сейчас его беспокоит, — сказал он, — только состояние его здоровья…» [302]