А видный представитель школы бесконтактного общения Егидес учит — ближний твой все ближе и ближе, и прежде чем дать человеку в глаз, поставь себя на его место. Поставишь — сам и получишь.
Но какой прозорливый Егидес! Ибо не успел ясноликий повелитель неба, сходя в пучину вод, окрасить ближайшие вершины в царственный пурпур, как Александр Македонович решил покататься с пацанами на крыше лифтной кабины в соседнем доме, но жене, естественно, сказал, что у них предвыборное собрание.
Мужик выскочил на улицу, и тут кривая рука судьбы залезла ему в карман, вытащила двушку и нашептала телефончик: «777-77-77, Анечка».
— Какая такая Анечка?
— Будто не знаешь!
— Ну давай, как всегда, — ответила Анечка.
«А как?» — Витя Македонович судорожно копался в обеих половинках своей души, но на цветы и шампанское хватило.
Никто не может отвертеться от объективных законов судьбы, — даже если все делать вопреки им, — учит нас история СССР.
Анечка, как оказалось, бывшего Витю Цубербиллера знала, понимала, любила, ценила и приветствовала самым сердечным образом. А мужа своего и сожителя и водителя такси Микулу Селяниновича — только в зависимости от показаний счетчика.
И только, значит, Анечка с двудушным Сашей расположилась со всем возможным в этой стране и в это время удобством, как (суровая десница судьбы) в квартиру влетел врасплох Микула Селянинович (понятное дело, редких химических и душевных свойств человек) разменять тысячерублевую бумажку, а тут такое…
— Как! Что! Ах…
— Извините меня, пожалуйста, Микула Селянино…
Но в это ужасное мгновение вознес извозчик молодой суровую десницу судьбы, и — раз! И вознес суровую десницу судьбы и как даст, аж десницу Витя Цубербиллер отбил. И подумал пятнадцатилетний школьник — ну и здоровый же я стал совершенно ни за что.
После чего гневно погасил восторженный взгляд своей жены и сожительницы, гневно и не совсем честно разменял тысячерублевую бумажку, гневно вышел, хлопнув дверью, и вызвал лифт. А в лифте, давясь от смеха, нацарапал на стенке ключом от зажигания: «Аня + Саша — трам-пам-пам».
В машине с зажженными фарами его поджидали три чеченских миллионера и, чтобы убить время, играли в гусарскую рулетку на деньги.
В волнении Витя даже забыл, как водить машину, и, дергая, не вписываясь в повороты, поехал по неизвестному маршруту, превышая скорость и всячески нарушая, просто вызывающе, так что даже Казбек Эльбрусович, чемпион чечни по гусарской рулетке, не боявшийся ничего на свете, сказал: «Шайтан!». Но, правда, с точки зрения теории эффектного вытеснения негативного эффекта Витю, совершенно ни за что обретшего рога, можно было понять — всем, кроме старшины ГАИ Степана Михалковича, точно Сцилла и Харибда судьбы стоявшего у Микулы Селяниновича на пути.
Полосатый, как пограничный столб, жезл остановил «Волгу», как некогда Днепрогэс остановил Днепр. «Вззз», — сказали тормоза. В сумбуре, смятении чеченские миллионеры, отстреливаясь, отступили, неся потери. Витя остался один на один с судьбой, но, странным образом, не смутился, свято веря, что этот ненормальный день не кончится никогда. И действительно, только Степан Михалкович покрутил ладонью у виска в знак табельного приветствия, как — раз! Только он, значит, твердо приставил десницу судьбы к виску, как видит — сидит, дрожит и готов поделиться всем на свете Микула Селянинович. Но Витя Михалкович, будучи строг, подобрал с дороги случайный гвоздик и, не поддаваясь увещеваниям, проковырял все таксистовы талоны и права 18 раз.
Так и нам все права прокололи, а право на труд вознаградили проколотыми талонами. И никто этого не понимал, кроме академика Сахарова, а Вите вообще было не до того, потому что показалось, что эта форма ему к лицу. Он совсем воодушевился и, имея нерастраченный за годы примерного поведения хулиганский потенциал, принялся свистеть во все стороны, тормозить и штрафовать без разбора, чем и создал аварийную ситуацию на дороге.
Что началось! Машины гудят, выхлопные газы отравляют окружающую среду, где во мраке молнии блистают и беспрерывно шофера ругаются, монтировками махают, торгуют бензином налево, составляют письмо депутату Крайко, собаки лают, лают, лают. И вот одна из них долаялась, даже охрипла. «Чего, — думает Жучка Барбосовна, — лаю? Пойду укушу Степана Михалковича за ляжку». А он стоит, двоедушный, командует, и вдруг раз!
— Ай, сука!
«На себя посмотри, козел», — с обидой подумал Витя Цубербиллер и, ловко отпрыгнув, увернулся от удара и побежал, помахивая хвостом. А во рту противный привкус старшинского сукна.