Крысы с высоким уровнем заботливости тоже испытывают стресс, и в ответ на фактор стресса у них вырабатывается такое же количество стрессовых гормонов. Но они с ним лучше справляются: их тревога ослабевает гораздо быстрее, чем у крыс с низким уровнем заботливости. Детеныши „плохих“ матерей чутко реагируют на малейшее стрессовое воздействие, и в ответ в их мозге выбрасывается гораздо больше гормонов стресса. Те же механизмы действуют и у приматов. Если о детеныше обезьяны заботились так же, как заботилась о крысятах „плохая“ мать-крыса, у него проявляется аналогичная модель поведения. Когда новорожденных обезьян забирают от родителей и воспитывают с ровесниками, они вырастают более тревожными, быстрее и агрессивнее реагируют на угрозу. Подобным образом реагировала Мария на что-то неожиданное или необычное, впадая в панику при виде красной лампы на радиовышке, испытывая сильную тревогу в автомобиле Брайана по дороге мимо дома своей семьи или демонстрируя то, что Джинни называет „вспышками гнева“.
У Марии есть трудности с интеллектом, но она не умственно отсталая, как можно было бы предположить. Исследования, проведенные в США и Европе, показывают, что состояние Марии часто наблюдается у усыновленных детей, взятых из румынских детских домов времен Чаушеску. Эти дети, ставшие теперь юношами и девушками, страдают разнообразными отклонениями, но не все они вызваны отсутствием материнской заботы. Например, плохое питание в детском возрасте могло сыграть частичную роль в ряде интеллектуальных нарушений, проявляющихся во взрослом состоянии. Но одна особенность психики скорее всего напрямую связана с проблемами первых двух с половиной лет жизни Марии: недостаточная способность к сопереживанию. Марии трудно сочувствовать людям, в том числе себе. Она нередко грустит, особенно по ночам, лежа в постели. „Я пытаюсь стать счастливой, часто“, – говорит она, но не может обратиться мысленным взглядом к своему будущему, представить свое будущее „я“. Такое умение крайне важно для постановки целей, для построения предположений о том, кем и какими мы станем, исходя из наших нынешних ощущений и вероятных сценариев развития событий.
– Когда ты думаешь, почему тебе грустно, ты находишь ответ? – спрашивает Брайан.
– Нет, никогда, – отвечает она.
Мария, конечно, испытывает эмоции. Она способна на ограниченную привязанность, может быть открытой и дружелюбной, если вы обращаетесь прямо к ней. Но часто кажется, будто она скорее имитирует ожидаемые реакции, нежели действительно испытывает чувства. Если у Джинни болит голова или она простудилась, Мария начинает злиться. „Она не беспокоится о том, чтобы я поправилась, – объясняет Джинни. – Она беспокоится о том, как
– Ты любишь свою маму? – спрашивает Брайан.
Мария безучастно смотрит на него.
– Иногда да, иногда нет, – отвечает за нее Джинни.
– Иногда да, иногда нет, – повторяет Мария.
Нельзя сказать, что Мария не желает общаться с другими людьми. Она отчаянно этого хочет, хотя и не признается. В двадцать лет у нее был приятель, назовем его Брэд. Но Брэд расстался с Марией. Она очень расстроилась. Она говорит, что понятия не имеет, почему Брэд порвал с ней, не может придумать ни одной причины. Джинни знает, почему это произошло – Брэд ей объяснил. Мария никогда не откликалась на его эмоции. Она никогда не звонила ему, никуда не приглашала, не интересовалась его жизнью. „Она никогда не отдавала“, – говорит Джинни. Интересно, что Брэд тоже был взят приемными родителями из румынского детского дома примерно в то же время, что Мария, и ему свойственны многие ее особенности. Например, ему сложно смотреть людям в глаза. Прекратив отношения с Марией, он больше к ней не возвращался. Он принял решение и не отступал от него. Иногда они встречаются случайно, и Мария жалуется, что он относится к ней „как к пустому месту“.
Разговор длится уже несколько часов, и Брайан интересуется у Марии, не хочет ли она о чем-нибудь его спросить. „Всё, что пожелаешь, – добавляет он. – Можешь спросить меня о семье, о работе – о чем угодно, и я обещаю, что отвечу“.
Мария не может придумать вопрос.
– Тебе что-нибудь обо мне интересно?
– Нет.
– Ничего не хочешь обо мне знать?
– Нет. Извините.