Хиромантия. Тайные линии судьбы

Люди, животные, растения, минералы – все существа творения разделены на великие категории, подразделенные до бесконечности особенными цифрами.

Каждый прежде всего носит число планеты, влиянию которой он повинуется вместе с большою частью земного шара, потом число части света, нации, семейства, индивидуальности.

Все эти числа, изменяющиеся до бесконечности вначале выходят из одного,

подобно тому, как три первоначальные цвета выходят из единственного собрания световых лучей, как звук постепенно возвышает тройственность (тоника, терция, квинта) одной вибрирующей струны чтобы умножиться; звуки и цвета бесконечно разнообразились с помощью аккордов, сродства, контрастов, отталкиваний и симпатий.

Повинуясь этому закону, каждый человек, желающий изучить, основать, утвердить, необходимо и поневоле делит то, что изучает, или что основывает на категории.

Ученые разделяют природу на три царства, натуралисты классифицируют животных и приближаются к последней стадии животного царства, оттуда ботаники начинают классификацию и доводят ее до последних пределов растительности, соприкасающейся уже с минералами и от этих граней идут геологи, классифицирующие минералы; и работа останавливается пред бессильными глазами человека, чтоб продолжаться пред глазами Предвечного, ибо число никогда не кончается.

Микроскоп открыл нам громадные поляны, горизонты которых теряются в недостатке могущества стекла.

Когда-нибудь, быть может, будет позволено, и под влиянием новой звезды, теперь еще в густом тумане, явится макроскоп. В противоположность микроскопу, открывающему нам бесконечно малые величины, макроскоп откроет великие бесконечности, которые, невидимые теперь, плавают в громадных пространствах небес.

Исключая своей тени формы и деталей, каждое животное имеет тень своего голоса, начиная от крика насекомого до визжания эспаньолки, до львиного рева; каждая листва имеет тень в своем шуме, начиная от дыхания тростника, растущего на берегу спокойного источника, до стройной мелодии тополя, до шумного голоса северной сосны. Молодая порубка подобно старому лесу имеет свой голос, так же как есть голос у животного и растения; у грома – свой, и свой голос у моря – оба величественные, как будто ведущие разговор во время грозы. И все эти различные голоса есть результат различной гармонии, магических аккордов, соединяющих вместе: человека, животных и растения, небо и землю.

Известное число, как мы сейчас объясним, соединяется с будущностью известного существа и играет важную роль в его существовании во время ли рождения, во время ли жизни или при смерти. Нет человека, который бы не заметил, что такое-то или такое число ему благоприятно или гибельно, и величайший гений века – Наполеон, – наверно предчувствовал это. Повсюду встречают числа, даже в самых обыкновенных происшествиях жизни. Числа разделяются, подразделяются и группируются, подобно свету, ибо один закон и они должны ему следовать, потому что изображают гармонию.

Каждый человек имеет свои хорошие и дурные числа; каждый человек собирает вокруг себя любимые группы, каждый артист имеет свои любимые цвета и модуляции. Каждый великий колорист, называемый Рембрандтом, Рубенсом, Тицианом, Веронезе, принимает одну гамму цветов, из которой он уже не выходит; каждый музыкант, называемый Моцартом, Бетховеном или Россини, в свою очередь принимает известный тон композиции, – и по этой-то гамме, по этому-то тону, который становится признаком, узнают того или другого художника.

Числа или представляющие их цифры то же для человека, что колорит или тон для музыканта; они вложены в его жизнь, они суть он сам.

Тайный инстинкт заставляет чувствительных людей придавать известную привилегию, известную силу той или другой цифре, симпатической или отталкивающей.

Предсказатели хорошего только советуются с числами, которые, привлеченные магнетическим действием их воззвания, становятся видимыми, сверкают перед их глазами, подобно шарам, вылетающим из древесного костра.

Каждая карта представляет число, и объяснение его дано фигурой, напечатанной на карте Таро, которая не иное что, как серии пантаклей, из которых каждый сообщается с одной из букв священной азбуки.

Полагаете ли вы, что игроки были бы так терпеливы, если бы не имели как бы тайного предчувствия гармонии чисел, ключ к которой они неутомимо ищут; ибо не должно ошибаться: истинные игроки нелегкомысленные люди; их руки, которые мы изучали даже в игорных домах Баден-Бадена и Гамбурга, принадлежат чрезвычайным математикам, доводящим вычисления даже до фанатизма. Они предчувствуют стройность в этой игре случаев; они изобретают комбинации, серии, ходы, которые могли бы довести их до грубого инстинктивного открытия великой истины, если б их непогрешимость в вычислении, которое ни на минуту, ни на секунду не должно ошибаться (!) не была человеческой, то есть способной ошибаться, и особенно если б их усилия не имели целью личный интерес.