Укутав Алину огромным полотенцем, я перенёс её на кровать, забыв выключить воду в душевой. Сил не было ни на что, кроме того, чтобы ласкать её тело. Она, запрокинув голову назад, освободив свою стройную, белую шею, плакала от нахлынувших чувств. И мы ушли! Ушли из этого мира, в котором кто-то, где-то кричал, шумел, рычал, стрелял и ругался. Мы ушли туда, где оранжевое небо, на котором располагались золотые звёзды, где летают диковинные птицы и где сплошная гармония счастья, любви и душевного тепла.
Понятия не имею, сколько это продолжалось, но когда я очнулся, то увидел сидящую напротив меня, улыбающуюся Алину с мокрыми от слёз глазами. Она сияла счастьем! В душевой вода уже не бежала, а на столе лежала её одежда, возле которой стоял утюг и шипел от нагревания. Увидев, что я открыл глаза, она приблизилась ко мне и поцеловала меня в лоб. Я попытался её поймать, но она выскользнула из моих рук и убежала к столу.
Лёша! – наконец произнесла она. – Завтрак мы с тобой уже пропустили, время уже скоро час дня! Приходили твои ребятки, но, тут же, испарились, глянув на тебя, сказали только, что поехали к Борису! Одежда моя уже почти высохла, так что можно и ехать!
Я ничего не говорил, а просто любовался Алиной, которая ходила по комнате в одной своей курточке с голой попой.
Заметив мой взгляд, она засмеялась и стала одеваться, натянув сначала трусики, а уж потом и всё остальное.
– Брюки ещё сыроватые! – сказала она, смеясь. – Ну, ничего, на мне быстрее высохнут!
Через полчаса, никого не замечая вокруг себя, мы уже сидели в ресторане, где, с аппетитом, уничтожали блюда. Аппетит был действительно зверский, мы сразу и позавтракали, и пообедали. После этого, устроившись в моём джипе с двумя мигалками, мы выехали на проспект Ленина и направились в сторону Москвы, проспект плавно переходил в шоссе, и это было очень удобно, не надо было плутать по старинным улочкам древнего города. На выезде из города, возле поста ГАИ, прогуливались четыре вооружённых милиционера. Увидев мою машину, они вытянулись в струнку и козырнули нам, когда мы с ними поравнялись, отчего Алина пришла в дикий восторг.
Доехав до Лакинска, мы свернули на убитую вусмерть дорогу. Она хоть и была асфальтированной, но уж слишком много на ней было ямок и мне пришлось постоянно между ними маневрировать. В посёлок Курилово мы приехали через час, после того, как покинули ресторан.
– Интересно! – произнёс я усмехаясь. – И как это сюда добираются автобусы?
– А вот так и трусимся, милый! – воскликнула Алина и засмеялась. – А вон и наш домик! – продолжила она и показала на маленький, чёрный от возраста, домик с небольшим, деревянным крылечком и покосившимся палисадником перед ним, но зато он был весь в саду и цветах и, хотя на улице уже зародилась осень, всё было очень красиво.
Не успели мы остановиться, как на крылечке выросла женщина, уже не молодая, но ещё далеко и не старая, лет пятидесяти пяти-шестидесяти не больше.
Алина выпрыгнула из машины и радостно побежала к ней, оставив свою сумочку на сидении. Я молча наблюдал за тем, как дочь бросилась в объятия своей матери, отчего мне стало, по-доброму завидно их радости. Как здорово, что есть на свете дорогой для тебя человек, к которому ты можешь вот так приехать и обнять его, прижав к своей груди. Увы! После гибели моей сестрёнки, у меня не осталось ни одной живой души. От этой картинки у меня защемило сердце, но я, пересилив своё чувство, вылез из машины и, не спеша, направился в их сторону. Алина тащила за руку мать, которая, как бы, упиралась и, когда я подошёл к палисаднику, они вышли из калитки. То там, то здесь, стали появляться неугомонные соседки и здороваться со всеми нами, рассматривая, естественно того, кого привезла с собой Алина, то есть меня, мою машину и, прекрасно выглядевшую, Алину.
Подойдя к женщинам, я взял протянутую руку матери Алины и, согнувшись, поцеловал её руку, отчего она засмущалась и стала вытирать капельки слёз кончиками своего платочка.
– Надежда! – представилась она и, посмотрев по сторонам, добавила. – Проходите, пожалуйста, а то нам не дадут спокойно общаться!
– Одну минуту! – сказал я и, бегом, вернулся к машине.
Достав пакеты с провизией и сумочку Алины, я поставил машину на сигнализацию и вернулся к ним.
– Меня Алексеем кличут! – сказал я, вернувшись к ним с пакетами.
– Да в курсе, дорогой! – улыбнулась мать Алины. – Моя доча уже уши прожужжала мне! Проходи, а то в этом доме уже лет десять не ступала нога мужчины!
– Вы меня извините! – сказал я, когда мы оказались в доме. – Я же не могу называть вас Надеждой и, как-то тётей, не хочется, как ваше отчество?
– Ой, Господи! – всплеснула она руками и засмеялась. – Да меня все Надькой зовут, я уже и забыла, что у меня есть отчество!
– Да Петровна она! – засмеялась Алина. – Её раньше, когда в колхозе бухгалтером работала, все и звали Петровна! А что, коротко и звучит!
– И то правда! – улыбнувшись, отозвался я. – Тогда я вас тоже буду называть Петровна, если не возражаете!