Хирургическая месть

От слов, отрывисто срывавшихся с уст Марцио, Арианну охватил леденящий душу ужас. Она догадалась, что в этой палате волею судьбы встретились бывшие студент и преподаватель, которые ненавидели и презирали друг друга. Причину негатива со стороны своей матери Арианна не понимала, зато теперь со всей очевидностью поняла, почему Марцио отказывался делать операцию…

Но самыми страшными были последние слова Марцио. Арианне показалось, что она вот-вот лишится чувств. Она впилась взглядом в его темные, лихорадочно горящие глаза и увидела там океан ненависти, жажду мести, жестокой и неотвратимой. Он был похож на человека, который способен схватить нож и вонзить его в грудь беспомощной и беззащитной пациентки. А ноги Арианны будто к полу приросли. Она не чувствовала в себе сил броситься и остановить его. Она только шокировано, словно загипнотизированная с ужасом взирала на него.

На ее счастье, Марцио не предпринял попыток убийства. Она видела, как он закрыл глаза, явно призывая на помощь жалкие остатки самообладания. Он тяжело дышал, ноздри его раздувались, а челюсти плотно сжались, почти до скрипа зубов. А потом он открыл глаза. Они были абсолютно черными, бездонными. Но вопреки ожиданиям, в них больше не пылала ненависть. В них отражалась боль, безмерная и глубокая.

– Марцио, прошу тебя… – беззвучно прошептала Арианна, умоляюще сложив у груди руки. Голос куда-то пропал, да и сами губы с трудом шевелились.

В тишине палаты слышалось шумное и прерывистое дыхание Марцио. Его грудная клетка вздымалась и опускалась. Взгляд горел.

На пороге возник анестезиолог со своим молодым ассистентом. Не обратив особого внимания на выражения лиц коллег, он торопливо подошел к койке, чтобы проверить действие наркоза.

– Уже заснула? – спросил он и воззрился долгим изучающим взглядом на ряд цифр, выводимых на экран с подсоединенных к пациентке приборов.

Арианне показалось, что он изучает их слишком долго.

– Что там?! – прорезался у нее голос. Он был чужим, хрипловатым, до краев переполненным тревогой и страхом.

– Давление резко подскочило, – не оборачиваясь, сообщил анестезиолог. – Но вряд ли я смогу его понизить… Перемещаем в операционную и можем начинать. Будем корректировать в процессе.

Вместе с ассистентом они отсоединили приборы и взялись за каталку, чтобы перевезти синьору Гримальди в операционный зал.

Марцио не шевельнулся, даже не посмотрел на койку, неспешно покатившуюся мимо него. Арианна тоже стояла, не двигаясь, неотрывно глядя на Марцио, который остановившимся взором изучал ему одному ведомое пространство.

– Марцио… – проговорила она чуть слышно. – Ты придешь? – оборвался ее голос.

– Иди в операционную, – ответил он резко.

– Марцио…

– Оставь меня в покое! – не выдержал он.

Она опустила глаза и, словно трусливая мышка, выскользнула из палаты.

Едва Арианна скрылась за дверью, а Марцио остался в одиночестве, он вдруг ощутил себя по-настоящему плохо. В какой-то момент у него даже потемнело в глазах, а грудную клетку будто сдавило тисками. Тогда он сделал несколько глубоких и равномерных вдохов, и темный туман перед глазами рассеялся. Марцио в изнеможении опустился на стул и закрыл лицо руками.

Внутренняя борьба продолжалась. Там в жестокой схватке сошлись ненависть и абсолютная нетерпимость к бывшей преподавательнице, испоганившей ему жизнь, и мораль медика, придерживающаяся данной когда-то клятвы Гиппократа, толерантности и гуманности в отношении пациентов. Марцио хорошо понимал, что его ненавистный враг сейчас лежит в операционной, под анестезией, готовый к хирургическому вмешательству, призванному сохранить ему жизнь, а он, главный хирург, обязан выполнить свой долг и спасти пациента от смерти. Более того: он обязан внедрить устройство, которое вернет ненавистному врагу нормальное существование и позволит получать от жизни удовольствие.

Ему нужно было подняться, стиснуть посильнее зубы и отправиться в операционный зал. Там его ждала целая бригада медиков, и они наверняка уже начали проводить манипуляции, потому что наркоз был введен, и времени на промедление не осталось. А Марцио не мог пошевелить ни одним мускулом. Его словно парализовало. Он сидел и только слышал пульсацию крови в висках. Обрывки мыслей плавали в голове, будто хлопья в непроглядном тумане, и никак не могли соединиться хоть в какой-то разумный импульс, который побудил бы действовать.

Если за прошедшую ночь Марцио в некоторой степени сумел настроиться и убедить себя сделать этот шаг, то после разговора с синьорой Гримальди, после очередной порции грязи, которую она вновь вылила на него спустя двадцать лет, все его ночные самовнушения разлетелись в пыль. От них ничего не осталось, и как теперь выполнить свой медицинский долг, он совершенно не представлял себе.

Как в принципе в таком состоянии отправляться на операцию?