И он обрушил на несчастного целую серию жестоких ударов. Когда секунд через тридцать ожесточенного избиения «бык» основательно подустал, он в последний раз пнул ногой в грудь в очередной раз потерявшего сознание пленника и махнул рукой.
— Все, глуши мотор! — смачно сплюнул коротышка себе под ноги. — Перестарались мы с тобой, Болт! Точно говорю — этот кусок дерьма уже ничего нам не скажет. Его мозги уже далеко отсюда, — и бандит ткнул пальцем вверх — туда, где сквозь местами провалившуюся крышу кое-где пробивался тусклый свет пасмурного осеннего дня.
Но он ошибался. Несмотря на чудовищные истязания, Борис все еще пребывал в здравом рассудке, если превращенный в кусок кровоточащей плоти человек вообще может здраво рассуждать. Связник хорошо понимал, что ему осталось жить не больше нескольких часов — даже если он сломается и «сдаст» Ворона. Тогда вместо одной смерти будет две... Так не лучше ли плюнуть этим скотам в рожи и послать их ко всем чертям, вместе с их дрелями, паяльными лампами и кулаками?!
Усилием воли Борис заставил себя не потерять сознание, едва шевелившимся, прокушенным во многих местах языком медленно облизал вспухшие синие губы, сделал два глубоких вздоха, насколько позволяли переломанные ребра, и тихо прошептал:
— Я... скажу... куда... идти...
— Что? — резко повернулся Болт, стоявший к пленнику вполоборота. — Что ты сказал?!
— Наконец-то, мать твою! — радостно воскликнул коротышка. — Так давай, не тяни! Притомил уже, сука!
«Быки» замерли, готовясь услышать долгожданные координаты Ворона.
— Пошли вы на... хуй, — внятно произнес Борис и криво усмехнулся разбитыми губами.
— А-а-а! — завопил взбешенный Болт.
Такой же вопль издал покрывшийся от злости красными пятнами коротышка. А связник Ворона снова уронил голову на грудь и уже не чувствовал, как бандиты обрушивают на него удар за ударом. На измученного пытками Бориса накатилась мягкая, теплая волна и унесла его от того берега боли и страданий, который называется жизнью.
От ставшего уже привычным за последние сутки занятия бандитов отвлек шум подъехавшей к сараю автомашины. Они опустили кулаки и вышли из полутемного пространства на свежий воздух. А из прикатившего микроавтобуса вывалился усталый, но явно чем-то довольный Адидас. Он обошел автобус сзади, открыл дверцы грузового отсека и выволок оттуда за волосы симпатичную светловолосую девушку в коротком черном платье и белоснежной кофточке. Одежда эта очень напоминала униформу официантки или работницы гостиничного сервиса.
— Вот она! — удовлетворенно произнес Адидас — длинный и тощий как жердь отморозок лет двадцати пяти с бугристой, гладко выбритой башкой. — Насилу отыскал! Еще брыкалась, мокрощелка!
И, недолго думая, он отвесил девушке размашистую, хлесткую пощечину. Та не удержалась на ногах, упала на колени и принялась громко звать на помощь. Слезы отчаяния градом катились из ее глаз, оставляя на щеках синие потеки косметики.
— Теперь он заговорит, вот увидите! — самодовольно заявил Адидас, но, увидев на лицах коротышки и Болта кислые мины, осекся. — В чем дело, пацаны?
— Он уже ничего не скажет, — буркнул похожий на табуретку бандит. — Бобик сдох, так и не трахнув свою Жучку.
— Что, замочили? — с досадой переспросил Адидас. — Ну и мудаки! Поторопились... Ну да ладно! Займемся тогда нашей гостьей. — Он нагнулся, схватил за волосы сидевшую на земле девушку и потянул вверх. — Вставай, лярва! Пора сдавать экзамен. Слышь, пацаны, может, кто хочет трахнуть эту куклу?
— Не-т, я уже ничего не хочу, кроме как всхрапнуть на мягкой кроватке, — отмел свою кандидатуру коротышка. — Почти сутки не спал, да еще этот... Словно язык проглотил, гаденыш! Я пас.
— А ты, Болт? Смотри, какая пилорама! — и тощий как жердь бандит еще раз ударил девушку по лицу. Она протяжно застонала, а «быки» дружно загоготали.
— А что, я вполне, — ухмыльнулся Болт. — Инструмент продувки требует, и тогда держись!
— Я тоже составлю тебе компанию, — поддержал его Адидас. — Но пусть сначала полюбуется на своего дружка. Тогда совсем покладистой будет, правильно?
Бандиты подхватили под мышки белую от страха девушку и поволокли ее в сарай.
Едва они переступили порог, она сразу увидела стул, стоявший у дальней стены, возле выбитого окна. К нему был привязан человек. Узнать его было практически невозможно, поскольку и лицо, и все тело несчастного представляли собой сплошную кровавую кашу. От одежды остались прожженные во многих местах лохмотья, а на руках зияли круглые раны, от которых тянулись потеки засохшей крови. Рядом, у ног мертвеца, лежала ручная дрель с зажатым в патроннике сверлом. Картина была настолько страшной, что девушка моментально перестала плакать. Ее глаза, как стеклянные, тупо уставились в одну точку. Она глядела на окровавленный труп и уже чувствовала, кто перед ней, однако разум отказывался верить в этот дьявольский, запредельный кошмар.
— Этого не может быть, — шептала она белыми как мел губами. — Нет... Нет!!!