— Потому что он знал, что предстоит убывать, и ему понадобились люди.
Конрад склонился над рулем, всматриваясь в дорогу сквозь лобовое стекло, по которому ритмично двигались «дворники».
— Месяц назад мы потеряли одного парня, при бомбежке, — бесстрастно сказал он. — Ангус его заменил.
— О… Простите, я не знала, — проговорила Энн.
У нее мелькнула мысль, что она еще успеет рассмотреть обоих солдат, их плохо выбритые, исцарапанные тупыми лезвиями щеки, круги под глазами, шрамики на шее Донована.
— Вы были ранены в шею?
— Что?.. А, это… да, когда еще был подростком. Старое воспоминание.
Конрад расхохотался:
— Старое? У тебя? Подожди немного, понюхай войну, и ты узнаешь, что такое старое воспоминание!
Энн оживилась:
— Вы говорите так, потому что уже очень долго в армии?
— В сентябре будет пять лет. Я здесь с самого начала.
Энн удивил его армейский стаж. И тем не менее Конрад был простым солдатом, рядовым. Скорее всего, это объяснялось двумя вещами: или он отказывался расти в звании, или дело в его плохом поведении.
— Вы доброволец или призваны? — поинтересовалась она.
— Доброволец… Я был полицейским, — тихо добавил он.
— Полицейским? Почему же вы оставили свою работу и поступили в ВП? Хотелось побольше риска?
— Чтобы избавиться от врагов, — ответил он и обернулся на нее. — А вы, мисс Доусон? Почему вы стали медсестрой?
— По призванию, — солгала она.
— У вас у обоих есть жены? — продолжала она, вернув себе право задавать вопросы.
Оба солдата отрицательно покачали головой. Ангус Донован был помолвлен, а Конрад признался, что у него есть нескольких подружек в разных местах. Энн поняла, что ВП привлекает нестандартных людей. Большинство солдат, с которыми она сталкивалась прежде, женились, несмотря на молодость, и эту поспешность она приписывала войне.
— А вы хорошо знаете лейтенанта Фревена?
— Да уже почти четыре года, — ответил Конрад. — Это… особенный человек.
— Я так и думала: он не такой, как все, правда ведь? А откуда у него… ну, эта способность выявлять преступников? Он с такой точностью умеет поставить себя на их место, когда анализирует ситуацию преступления!
— Это как раз то, что он называет «языком крови», — объяснил Донован, недавно познакомившийся с методикой лейтенанта.
Энн заметила усмешку Конрада.
— Почему вы улыбаетесь?
Он повернулся к ней:
— Я не улыбаюсь.
— Улыбались, уголками губ, я наблюдательная!
Конрад медленно покачал головой, иронично и в то же время задумчиво.
— Ну, это по поводу того, что… лейтенант не такой, как все, вот и все.
Энн ухмыльнулась.
— Надо бы развить эту тему, вы об этом говорите или чересчур много, или почти ничего!
После этих слов на лице Конрада не осталось и следа иронии.
— А вы действительно не в курсе? — серьезно спросил он.
— Не в курсе чего?
— Ну, того, что… с ним произошло.
Энн посмотрела на Донована, который не казался заинтригованным, тот знал, что имеет в виду Конрад. Он даже заметил:
— Несчастный случай.
— Но некоторые, когда говорят об этом, употребляют другое словосочетание, — сказал Конрад, не сводя глаз с дороги.
Энн замерла, поняв наконец, что сейчас, кажется, узнает самое главное из жизни лейтенанта.
— С ним произошел несчастный случай? Что это за история?
— Не с ним, с его женой. Два года назад, как-то вечером, она упала с лестницы, когда он был в увольнении. Они оба немного выпили. Он поднялся на второй этаж первым, а она, когда стала подниматься вслед за ним, споткнулась и скатилась вниз по ступенькам. Она умерла у него на руках.
Энн машинально поднесла руку ко рту.
— Скверная история, — продолжал Конрад. — К этому времени лейтенант уже расследовал несколько преступлений, еще не очень много, но уже был виден его талант следователя. После смерти Патти он представил официальное требование о проведении расследования, чтобы с него сняли подозрения в причастности к ее смерти. И я думаю, что с самого начала… в этом было что-то эмпатическое, он часто использует этот термин. Внутренний отзыв даже на самые худшие человеческие чувства. Но после смерти его жены… это усилилось. Это сродни тому, как если бы печаль открыла другую дверцу в его сознании и умении действовать.
Донован уже слышал этот рассказ, но и сейчас слушал как зачарованный, словно боялся пропустить хотя бы одно слово.
— Я думаю, что лейтенант может понять природу грусти и отчаяния, которые есть в душе каждого преступника, поскольку это есть и в его душе. И это добавляется к его знаниям о том, как действовать.
Дождь неистово бил в лобовое стекло, рисуя на нем прозрачные кривые, искажающие серо-черный пейзаж.
Энн слово за словом обдумывала сказанное Конрадом. Она чувствовала, что задыхается, и усилием воли восстановила правильное дыхание.