Хищники

Патти — моя жена. Она мертва уже два года.

Но она остается моей женой, несмотря ни на что. Несмотря на время и на поедающих ее червей.

Такая двойственность могла длиться еще долго, но Фревен разрубил ее одним ударом. Он переспал с Энн. И только теперь возник настоящий прямой вопрос: имел ли он право спать с другой, не с Патти? Несмотря на все, что произошло между ними? Все это уже не имеет значения? Патти была полна жизни, энергии? Что бы она стала делать на его месте? Она бы прожила свою жизнь. Без него.

Но она никогда бы не была на моем месте.

Сколько времени надо ждать, прежде чем сблизиться с другой женщиной?

Фревен отмел все свои вопросы, он запрятал их глубоко, в самые сокровенные глубины своего сознания, поскольку они не имели простых ответов. Не следует больше ими задаваться, он должен жить. Идти по жизни твердо и решительно.

Прежде всего, он больше не должен спать с Энн. Надо остаться в профессиональных отношениях с ней, как было до прошедшей ночи. Она поймет. А может быть, нет… Чего она хотела, придя ко мне? Как бы там ни было, это была ошибка. Нет, не ошибка, я уверен. Это был факт, они получили взаимное удовольствие. И теперь они снова будут настойчиво стремиться к этому.

Надо будет поговорить с ней, тщательно подбирая слова, чтобы не оттолкнуть ее… Я слишком наивен, Энн намного сильнее меня! Верил ли он в это сам или усмирял зарождающуюся вину? Они с Энн нравились друг другу, потому что жизнь нанесла и ему, и ей глубокие раны, вследствие чего они оба изменились внутренне — стали почти дикими существами, сохраняя внешнюю культурность. Они чувствовали друг друга и поэтому желали друг друга.

Лучше, чтобы все так и оставалось.

Он приехал в лагерь поздним утром, испытывая смятение, и увидел, что корабли продолжают доставлять пополнение; значит, несмотря на прибытие мощных подкреплений на разные участки фронта, сопротивление противника сломить не получалось. Выходит, только танковым соединениям удавалось продвигаться, в основном на юг и на восток. Часть палаток теперь была отведена под полевые госпитали, которые принимали раненых перед их отправкой на родину, так что по лагерю ковыляли лишившиеся руки или ноги солдаты. Проходя по рядам, Фревен постоянно слышал стоны за брезентовыми стенками.

Он нашел Карруса, но не смог увидеть его: тот был по горло занят хирургической работой. Фревен прождал его до середины дня и наконец встретился с врачом в больших очках и с седоватыми висками. Он обратился к нему сразу же, как только тот вышел на свежий воздух.

— Доктор! Мне еще раз понадобились ваши знания.

Каррус скорчил недовольную гримасу. Он выглядел крайне утомленным.

— О, Фревен, я вас не узнал.

— Трудная была операция?

— Бедняга умер после четырехчасовых усилий спасти его, — с грустью сказал Каррус усталым голосом. — Это то место, где смерть почти гарантирована. Одни подвергались риску, пока другие в отчаянии ждали, когда займутся ими. И мы их теряем.

— Я отниму у вас совсем немного времени.

— Давайте, все равно мне нужен небольшой отдых, иначе я зарежу даже здорового пациента. Пойду выпью кофе, вы со мной?

Они шли по песку по направлению к большой палатке с несколькими десятками скамеек и деревянных столов.

— Мне сообщили, что вы искали меня, — пояснил Фревен.

— Да, это так. Я хотел передать вам… мои заключения лично, скажем, менее официально. Кое-что выяснилось несколько дней назад. Сначала по поводу той головы, которую мне принесли. Спасибо за подарок! Представьте мою реакцию, когда я открыл ящик! Я не обнаружил ничего полезного для вас, кроме того, что тот, кто это сделал, не врач. Он испытывал… затруднения, когда отделял голову, делал это довольно неуклюже. Конечно, он правша, и инструмент, который он использовал для обезглавливания, это нож с длинным лезвием. Вот и все.

Фревен кивнул, по крайней мере, доктор подтвердил, что убийца правша.

— На самом деле я исследовал волокна материала, которые мы обнаружили на шее трупа, — снова заговорил Каррус. — Я вам послал телеграмму, как только убедился, что это. То была научная часть исследования.

— А что, была еще практическая часть?

— Конечно.

Каррус вошел в палатку и прошел в офицерскую часть столовой, отделенную натянутой веревкой. Там им подали кофе, который мужчины стали медленно пить, отойдя в сторону.

— Вы знаете, что чаще всего делают из нейлона? — спросил врач.

— Парашютную ткань.

— Это если говорить об армии. Но в телеграмме я опустил мелкую подробность: под микроскопом удалось рассмотреть, что фрагменты ткани — бежевого цвета. Телесного, если уж быть совсем точным.

— Чулки!

— Так точно, лейтенант, я думаю, не надо никакой науки, чтобы утверждать, что для удушения Гевина Томерса использовался чулок. Вот уж ирония в сугубо мужской среде!

Фревен был взволнован, он держал свою чашку одной рукой, не обращая внимания на пар, поднимающийся к лицу.