Первым шагом могут стать драгоценности Эвелин. В прошлый понедельник я забросил их к оценщику – все, кроме обручального кольца. Я ни за что не мог бы подарить ее цацки другой женщине. Так что завтра я встречаюсь с Поповски. Мы учреждаем траст для Фреда Мастерса, финансируя его средствами от продажи драгоценностей Эвелин. Бетти будет противиться, когда узнает. Но ответа «нет» я не приму.
Когда я поделился этим планом с Энни, глаза ее наполнились слезами. Сердце у меня оборвалось.
– Чего я такого сказал? – спросил я, опасаясь худшего.
– Нет, Гроув, – ответила она, ударив кулачком мне по предплечью. – Порой ничегошеньки-то ты не понимаешь.
Затем Энни лучезарно улыбнулась и крепко меня обняла. В горле у меня застрял ком, от переполнявших меня чувств только разраставшийся.
Совсем разучился.
На прошлой неделе мы с Энни ходили куда-нибудь каждый вечер. То в «Шан-Ли», то в галерею в Сохо, то на «мылодраму». Энни сочла кино банальным. Я рыдал, как дитя. Потому-то я и предпочитаю фильмы с автокатастрофами и без диалогов.
Слова портят мордобой.
Мадам Роза, местная ясновидящая и юродивая, поглядела на наши ладони в прошлое воскресенье и заявила:
– Окружающий вас дух силен. Не хотите ли связаться с друзьями с той стороны?
Решив, что она имеет в виду покойников, мы чуть не выскочили из ее заведения. Вот уж чего мы не хотели, так это ворошить память о Чарли Келемене. Так что я спросил:
– А вы не можете вместо того прочитать нам судьбу по ладоням? Сказать, что у нас длинные линии судьбы и все, что положено?
Проводить время с Энни замечательно. Я из кожи вон лезу, чтобы не спугнуть свою удачу. Вместе мы творим глупости. Это куда лучше, чем все эти аналитические отчеты одинокими вечерами в опустевшем офисе. Больше никакого перекапывания проспектов эмиссии на фоне трепа говорящих голов из Си-эн-би-си. На днях вечером она упомянула юридическую школу и спросила моего мнения о Колумбийском, Фордэмском и Нью-Йоркском университетах.
– Нормальные, – сказал я, вообще-то не поддержав идею.
– Что ты хочешь сказать? – ощетинилась она, внезапно разъяренная моим отсутствием энтузиазма.
– По-моему, тебе следует подумать о дипломе журналиста – скажем, в Колумбийском. Ты прирожденный рассказчик.
Этот ответ уладил дело, и теперь Энни рассматривает оба варианта. Я рад.
Для меня по-прежнему загадка, почему нам потребовалась целая вечность, чтобы «подцепиться», как выражается Энни. Для протокола: мне это выражение не очень-то нравится. «Подцепиться» – это больше подходит для ноутбуков. Может, в том-то и суть. Я столько раз наслаждался духами Энни, ее улыбкой, ее манерой одеваться – просто, но соблазнительно, и тем, как она покачивает бедрами при ходьбе. Ее золотистые волосы сияют, как горное солнце в зените. Но больше всего я люблю ее за широкую душу. Кто ж еще мог измыслить программу отлова и освобождения фруктовых мушек?
Наш импровизированный ленч в «Ле Бернардине» подтолкнул нас к краю. Пока Энни разбиралась со своим сорбетом, а я – с какой-то шоколадной бомбой, она спросила:
– Ты пригласишь меня куда-нибудь снова? Или тебе прежде надо подраться с кем-нибудь в «Красном пламени»?
– А ты ни с кем не встречаешься?
– С чего ты взял?
– Ты сказала «я тебя люблю» кому-то по телефону наутро после того, как мы с Сэм обедали в «Живце».
– Своей сестре.
– А-а, – ответил я. – А как же все эти выходные на пляже?
– Четыре подруги, – пояснила она. – Мы коллективно арендуем домик в Хэмптонсе на лето.
– Ты подстроила мне свидание с Сэм в «Живце», – заметил я. – Зачем?
– Решающий эксперимент.
Ветреной самоуверенностью она напомнила мне себя самого в первые годы учебы в Гарвардской школе бизнеса.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Гроув, ты всегда говоришь клиентам, что конкуренция идет компаниям на пользу. Она легитимизирует их товарное предложение. Устраивая это свидание с Сэм, я поняла, почему ты ни разу не пригласил меня. Ты ни разу не пригласил никого. – Она приподняла бровь, изобразив нечто среднее между заигрыванием и всепониманием.
– Уяснил. На следующий день после «Живца» ты была совсем расстроенная. Помнишь?
– О, так я и была расстроена на все сто, – подтвердила Энни.
– Почему?
– Потому что хотела, чтобы твое свидание было со мной, – застенчиво сказала она и взяла меня за руку через стол.
Когда я сказал Хлое, что Энни покидает нашу команду и мы теперь встречаемся, та ответила:
– Давно пора, Гроув. Я помню, как ты пожирал ее глазами, когда она ходила за кофе.
Покраснев как рак, я секунду-другую не находил слов. Так мы двое и стояли в молчании – Хлоя ухмыляясь, а я убитый абсолютно вусмерть.
– Ой, да перестань, – наконец сказала она. – Я же никому не говорю. Энни заставляет тебя смеяться. Всей Уолл-стрит легче дышится, когда ты светлеешь. – Под этими наушниками размером с аэродром таится соломонова мудрость.