Когда доходит до истории, публика с Уолл-стрит демонстрирует полнейшее свое банкротство. За эти годы я понемногу привык к невежеству. Но вопрос Пэтти просто доконал меня. Она же еврейка. Уж ей-то следовало бы знать имя любовницы Гитлера.
– Сервер «лежал» все утро. Интернет-доступ перекрыт. – Она кивнула на компьютер, который я принес, – ноутбук Чарли, – словно желая подчеркнуть тиранию технических заморочек.
– А почему ты спрашиваешь?
– Моя мама, – пояснила Пэтти, – сказала, что я напоминаю ей Еву Браун.
Более пренебрежительной реплики от матери к дочери не встречалось за всю историю человечества. Скрыв собственный шок, я полюбопытствовал:
– Вы что, поцапались?
– А ты откуда знаешь? – наморщила лоб Пэтти.
Никакого ботокса.
– Удачная догадка, – соврал я. – Может, что-то в твоих интонациях.
– Так кто же она? – не унималась Пэтти.
– Во время Второй мировой войны, – начал я, собрав весь свой политес до последней унции, – Ева Браун имела сношения с лидерами Оси на регулярной основе. Одни считали ее писаной красавицей, другие воспринимали как сомнительную особу из-за компании, которую она водила. – Смахивает на то, что мое объяснение выдержит испытание, даже если Пэтти потом решит его проверить. – Твоя мать, – добавил я, пустив в ход всю свою дипломатичность, – вероятно, хочет примирения.
Пора на исповедь.
– Спасибо. – И Пэтти крикнула мне вслед: – Сегодня после обеда, О’Рурк!
Когда я приступил к работе за своим столом, Энни в соседнем отсеке как раз заканчивала беседу. Наши низкие перегородки предназначены для облегчения общения, легкого визуального и вербального доступа. А заодно исключают приватность. Перебранки между супругами, предложения работы от конкурентов, эректильная дисфункция и прочие медицинские проблемы – дела каждого известны каждому. В буквальном смысле.
– Вечер вчера удался на славу, – говорила Энни в трубку. – Я тоже тебя люблю.
Она встречается с кем-то.
– О, босс, – проворковала Энни, растянув оба этих слога – не на южный манер, а скорее нараспев, как женщина, у которой на языке вертится какая-то сплетня. – Расскажите мне про вчерашний вечер.
– Да чего рассказывать? Рад был повидать Сэм. Пожалуй, перепил.
– Я и не заметила, – просипела она, подделываясь под мою похмельную хрипотцу. – Хочешь, закажу яичницу с беконом и сыром?
– Да разве лучше тебя сыщешь? – подтвердил я.
Обычно Энни развернулась бы вместе с креслом и набрала номер кулинарии внизу. Но она мешкала, будто в нерешительности.
Я что, что-то прозевал?
– Какие новости? – спросила она.
Любопытство?
– Сэм беременна. Два месяца. Так что ничего не говори.
– Это замечательно, – просияла она, но лишь на миг; ее теплая улыбка тут же угасла. – Пожалуй.
Несомненно, Энни прикидывала будущее Сэм – беременной вдовы без средств к существованию, не считая переведенных мной 75 тысяч долларов.
– Дитя – это дар, – заверил я ее.
– Должно быть, Сэм напугана. – Теребя свои золотисто-русые волосы, Энни добавила: – Ты хороший друг.
Неловко как-то.
– Звонки были? – спросил я, меняя тему.
– Халек. Ты должен ему перезвонить.
Как-то она слегка не в себе.
– Когда это я не звонил Клиффу?
– Сегодня – дело другое. Ему причитаются поздравления.
– Повышение? – Как ни крути, Клифф Халек – суперинтеллект СКК.
– Ничего подобного. Ты же знаешь, как он ненавидит «Голдман». – Это прозвучало утверждением, а не вопросом.
– Конечно.
– Помнишь статью в «Уолл-стрит джорнел» в прошлую пятницу?
– Какую именно?
– Ту, где главный трейдер «Голдмана» похваляется, что съел завтраки у всех. У «Меррилла», «Моргана», СКК, у всех нас.
– Видел, – подтвердил я. – Этот тип – дубина.
– Клифф с ним знаком. Говорит, он придурок. И отправил в их торговый зал совершеннейший плевок в душу.
– То есть?
– Сотню пицц, – ответила она.
– Больше смахивает на подарок.
– Есть разные пиццы, босс.
Сине-зеленые глаза Энни сверкали. Она временно позабыла о том, что ее тревожило. Она прирожденная рассказчица, натуральная сказительница. По-моему, плетение кружев и подведение к развязке доставляет Энни наслаждение, какое-то душевное умиротворение.
– Ну и?..
– Эти сделаны с анчоусами в чесноке, дозревшего «Лимбургера» и жареного лука. Все до последней. Халек провонял весь торговый зал «Голдмана». Пиццерия даже добавила от себя немного ливерной колбасы.
– Это омерзительно, – сказал я, слегка взбодрившись, мало-помалу разогреваясь.
Очень жаль, что Понсе де Леон{70}
так и не отыскал Уолл-стрит в своих поисках рецепта вечной юности. Большинству представителей нашего ремесла так и не суждено повзрослеть, навсегда застряв в подростковом возрасте.– Записка его была краткой.
– Это в духе Халека.
– В ней значилось только: «Съешь это, Голдман».
Мы оба хихикнули. Но в интонациях Энни было нечто эдакое, что по-прежнему тревожило меня.
Что я прозевал?
– Энни, у тебя на уме что-то есть?
Поколебавшись долю секунды, она сказала:
– Нет, босс.
– Ты уверена?
– Абсолютно. – Пауза. Повисло неловкое молчание, затянувшееся на несколько секунд, прежде чем Энни прервала его. – Я получила этот факс от Бетти Мастерс.
– Зашибись.