Хищники с Уолл-стрит

– Это единственный способ устроить Сэм сюрприз. Насчет Бостона она ввек не догадается. Ты же ее знаешь.

– Дипломированная сыщица, – хмыкнул он с намеком на Трумена Капоте{7} в интонациях, а заодно, пожалуй, с капелькой Керли из «Трех балбесов»{8}. Нервный смешок просигнализировал, что решимость его пошла на убыль.

– Всем известно, что она сыщица. – Повторение ключевого слова – железобетонная техника продаж. Подчеркнув слово «сыщица», я форсировал продажу, пустив в ход все испытанное временем мастерство топ-продюсера.

– Как насчет всех наших нью-йоркских друзей? – без особой уверенности поинтересовался Чарли. Его возражения пали, как люди Кастера при Литл-Бигхорне{9}.

– Чарли, ты можешь набить «Аквариум» и одними своими бостонскими друзьями. Но мы все приедем из Нью-Йорка. Скажи каждому, что поездка на авто – единственный способ устроить вечеринку для Сэм как снег на голову.

– Ты прав, – согласился он, капитулируя по всем фронтам. – Мне это нравится.

Вот так оно все и началось. Вот так я помог своему малорослому пузатому другу с монструозной башкой спланировать злополучную вечеринку в честь дня рождения жены.

* * *

Гигантский океанский бассейн в «Аквариуме Новой Англии», вознесшийся на четыре этажа, вмещает 200 000 галлонов соленой воды и дает пристанище примерно 150 разным видам морской живности. Названия его морских обитателей свидетельствуют о буйном воображении океанографов. При словах «бычки-поросята»{10} и «ворчун» поневоле воображаешь захолустное монтанское ранчо, а вовсе не чешуйчатых обитателей мрачной пучины. «Рыба-сержант», «морской юнкер» и «красная рыба-солдат» намекают на подзабытые военные кампании в пору расцвета британского империализма. Некоторые названия относятся к оружию, вроде «гильза» или «курок» – скверная мелкая тварь, норовящая искусать персонал во время кормления. Вкупе эти названия живописуют экзотический мир, процветающий под бескрайним кровом моря.

А может, они прорицали угрозу, исходившую из хлябей. Были там и три «обыкновенные песчаные акулы» – два самца и одна самка. Эти акулы, каждая вооруженная 3 тысячами крючковатых зубов, выстроенных в восемь неровных рядов, наверняка возглавляют список самых жутких обитателей океанариума. Их свирепые глаза – черные зрачки в окружении желтовато-серых радужных оболочек – выдают отсутствие души. Для них все, что попадется на глаза, – потенциальная трапеза. Сколь бы часто биологи ни кормили Carcharias Taurus, им ни за что не подавить природный охотничий инстинкт песчаных тигров. Время от времени более мелкая рыба исчезает без следа в угоду их безграничному аппетиту.

Я могу часами созерцать призму с соленой водой под любым углом и на любой глубине. Широкая, восходящая галерея штопором вьется вокруг Гигантского океанского бассейна, мало-помалу выводя к самой поверхности. Рыбы всякой формы и масти медленно кружат по чудовищному карибскому кораллу, порой нарушая порядок своего апатичного строя, чтобы вильнуть туда или юркнуть сюда. Они – мои Свенгали{11}

морских глубин. Они выдергивают меня из повседневной неразберихи моего мира, увлекая прочь от гиканья и ора, перебиваний на полуслове и прочих коммуникационных инструментов с названиями, намекающими на чумовые дискурсы а-ля Уолл-стрит. Обычно я напрочь забываюсь, погружаясь в безмятежность созерцания бесконечного разнообразия зрелищ аквариума, пока хвостатые твари дружно следуют биению некоего только им слышного ритма.

Но только не в день рождения Сэм в тот пятничный вечер в середине июля. К 8.45 вечера колоссальный «Аквариум» сотрясался от смеха, джаза и флюидов вожделения, сопутствующих бесконечному струению коктейлей. Мужчины в черных галстуках зондировали ложбинки в декольте, острыми взорами обмеряя одну грудь за другой. Женщины в вечерних платьях брали на грудь «Космополитен» за «Космополитеном»[1], подхлестывая либидо алкоголем и мускусными ароматами танцплощадки. Сомневаюсь, чтобы еще хоть кто-то во всей этой толпе воздерживался в течение последних 18 месяцев. Впрочем, толкотня и шум перечеркивали возможность долго цепляться за эти мрачные мысли. Пятьсот голосов внутри атриума грохотали, как прибой в штормовую ночь.

Во всех этих беседах имелась одна константа. На вечеринках Чарли, всякий раз представлявших собой вакханальный коктейль из алкоголя и музыки, гости неизбежно теряли бдительность. Протискиваясь сквозь толпу, я невольно подслушивал это весь вечер. Без определенной последовательности, без определенного фокуса, разговоры разыгрывались, будто нарезка планов из телевизионного реалити-шоу.

– Не смотри сейчас, но скотч{12} на сиськах у нее просматривается…

– Еще три бокала, и сматываемся отсюда…

– Ты слыхала про Берки? Он напялил бейсболку, как только наботоксился, и теперь у него на лбу постоянная вмятина. Выглядит он, будто клингон{13} хренов…

– Держу пари, эта рыжая ходит без трусиков…

– У нее такое же платье, как в прошлом году…

– Очередная ботеровская{14} задница…

– Блондинка на двенадцать часов. Мне нужен ведомый…