Хищники с Уолл-стрит

Герб являл собой классический образчик захребетника. Исчез, как только развод стал свершившимся фактом, и вполне может быть, заправляет сейчас каким-нибудь мексиканским борделем. Брака будто и вовсе не было, если бы не одно обстоятельство. У них родился сын. Назвали его Фредом. У него оказался синдром Дауна, а его отец отказался выплачивать алименты даже на одного ребенка. Герб стоял в пищевой цепочке ниже, чем микроскопические паразиты, живущие в жопах вонючих глистов, жрущих дерьмо в кишках у козлов-сифилитиков.

Спросите-ка, каково оно мне.

Бетти согласилась бы со мной. Она кипела от негодования и горечи оттого, что отец вот так запросто бросил собственного сына. Она любит мальчика. Она выстроила новую жизнь тише воды ниже травы – только ради Фреда.

Возле дома – викторианского коттеджа, со всех сторон укрытого крутыми холмами и грациозными березами, Бетти оторвалась от работ по саду и помахала мне в знак приветствия. Внешне она очень похожа на Джеки Онассис – те же черные, как вороново крыло, волосы, сияющие глаза и изящное строение скелета. Обе женщины были бы близнецами, если бы не лицо Бетти – более широкое и смуглое. Ее высокие скулы выдавали заморские корни.

– Как прошла поездка? – Бетти сверкнула улыбкой, которая могла бы покончить с застарелой враждой на Ближнем Востоке.

– Нет ничего лучше кабриолета в погожий денек, – ответил я, похлопав ладонью по капоту «Ауди».

– Надеюсь, ты намазался кремом от солнца.

И почему женщины вечно задают этот вопрос?

Когда мы чмокнулись в знак приветствия, надув щеки, как взбитые подушки, сладкий аромат «Шанели» чуть не опалил мои ольфакторные клетки.

– Пожалуйста, позволь угостить тебя ленчем.

– Не глупи, – возразила Бетти. – Мы же обо всем договорились.

Бетти настояла на том, что сама все приготовит. «Я делаю чизбургеры средней паршивости, – хвасталась она по телефону, когда мы наконец созвонились. – У меня лучшие пикули с чесноком и укропом к северу от линии Мэйсона – Диксона»{50}. Мне потребовалось добрых три секунды, чтобы уступить.

Теперь, после поездки, перспектива отведать домашней стряпни казалась привлекательной как никогда. Я устал от питания вне дома. Кулинарное состязание между нью-йоркскими ресторанами в стремлении переплюнуть друг друга уже действует на нервы. Мне хочется засидеться у кого-нибудь в доме с бокалом вина и фоновой музыкой, без официантов, выплясывающих в проходах ради чаевых.

– А это точно не в тягость? – еще раз осведомился я на газоне перед домом.

– Компания мне в радость. И потом, я хочу познакомить тебя с моим мальчиком. – Он как раз вышел на крыльцо. – Фред, поздоровайся с Гроувом.

На голове у невысокого, коренастого парнишки была бейсболка «Янкиз» с козырьком, нацеленным куда-то вправо. По виду ему было лет под двадцать, и пока Фред шагал к нам своей чуть косолапой походкой, я узнал черты Бетти, угадывающиеся за его приплюснутым носом и косящими на лоб глазами. В левой руке он нес алюминиевую биту, держа под мышкой бейсбольную перчатку.

– Привет, – сказал Фред, пожимая мне руку, но глядя куда-то в сторону с тусклой улыбкой. Как и я, он считал весь этот ритуал знакомства нелепостью.

– У тебя, случаем, не припрятан бейсбольный мячик в этой перчатке?

Спорт испокон веку – лучший в мире способ наладить мосты. Я не бросал бейсбольный мяч уже шесть лет, с тех пор, как сломал ключицу во время велогонки. Но снаряжение манило, как старый друг.

– Софтбол, – разъяснила Бетти.

– Хошь сыграть? – с надеждой спросил мальчик.

Я поглядел на Бетти за разрешением. Она лучезарно улыбнулась.

– Подавай снизу и будь осторожен, – предупредила она. – Время от времени Фред подрезает мяч.

– Пошли, Фред. Поглядим, что там у тебя.

Бетти направилась в дом, крикнув через плечо:

– Я позову вас, мальчики, когда ленч будет готов.

Я даже не догадывался, чего ждать. Фред занял позицию перед моей «Ауди». Использовать машину вместо защитной ограды не в моем характере, но в нашей игре сильных подач не будет.

И чего такого страшного?

– Ладно, орел. Это для разогрева.

Моя первая подача оказалась ужасной – ниже коленей и в сторону. Фред с широким замахом шандархнул битой на уровне лодыжек, будто клюшкой для гольфа. Промахнулся и заметил:

– Нехорошая подача.

Мячик просвистел мимо него, безобидно отскочив от задней шины «Ауди».

Следующая подача снова пролетела мимо, но на сей раз высоко. Фред снова взмахнул битой и промазал.

– Нехорошая подача, – повторил он. Мячик ахнулся о заднюю дверь. Ни вмятинки.

С третьей попытки я сосредоточился и запулил не в бровь, а в глаз. Мячик по идеальной дуге, плавно, как надувной пляжный мяч, полетел прямо в центр.

Сказать, что Фред срезал подачу, было бы преуменьшением. Алюминиевая бита буквально сокрушила мягкий мячик, рванувший от нее, как снаряд из гаубицы. Металлический лязг сокрушил тишину окрестностей благодаря идеальному сочетанию разворота корпуса, скорости биты и увеличенной зоны контакта. Снаряд понесся прямо мне в голову, рассекая воздух на скорости 50 миль в час. Но с мизерной дистанции, разделяющей нас, это больше смахивало на 200 миль в час.