Хищники с Уолл-стрит

– Наши десять сорок здесь. – Сэм открыла нижний ящик старинной картотеки. Местами роскошную патину красного дерева портили россыпи сколов, почерневших от времени и употребления. Картотека выглядела как трофей одного из субботних мародерских набегов Чарли. Он отличался изысканным вкусом, а Сэм знала, где именно искать. Она вручила мне тоненькую папку.

– Я наткнулась на эту папку, когда искала банковские выписки.

Налоговые декларации Келеменов ничуть не походили на подаваемые богачами. Никаких K-1{95} или приложенных документов. Никакой показухи, призванной заставить агентов налоговой отступиться. У этой парочки не было даже перечня налоговых вычетов по форме A{96}. Весь мир заполняет, а они – нет. Скорректированный валовой доход, строка 37 формы 1040, ошарашила меня.

Сэм заметила, что я с первого раза не поверил собственным глазам.

– Что ты нашел? – поинтересовалась она.

– В прошлом году вы задекларировали доход в пятьдесят три тысячи долларов. – В тот миг я вычеркнул из головы еще теплившиеся сомнения в виновности Чарли. Перед глазами встал образ Фреда Мастерса, звезды хоум-ранов.

Игра окончена, Карло.

– Будь он проклят! – взвыла Сэм. – Да Чарли в месяц тратил пятьдесят три тысячи!

Не без помощников.

Чтобы потратить 53 тысячи долларов в месяц, нужно поднапрячься. А Чарли «Карло» Келемен был в этом докой. Он был одержим покупками, преподнося чуть ли не абсурдно дорогие подарки. Однажды, гостя в Джорджии, он презентовал хозяину кондиционер – массивный заоконный агрегат, выдававший 12 тысяч британских тепловых единиц. «У них в гостевой спальне жарче, чем посреди асфальтового шоссе в июле», – пожаловался он Сэм. Несомненно, она в оценке не ошиблась.

– Наверное, никаких активов у «Келемен Груп» нет, – наконец промолвил я. – Все ваши вещи оплачены деньгами инвесторов.

– Ой, да брось! – возразила она. – Мои родители тоже инвестировали. – И тут Сэм вдруг обмякла, как марионетка с обрезанными нитками. Мягко съехала спиной по стене, крепко плюхнувшись на деревянный пол.

Чарли водил ее за нос, решил я.

Сидя, она подтянула колени к подбородку. Защитная поза эмбриона оградила Сэм от моих слов и секретов Чарли. Сев рядом, я обнял ее одной рукой, вдруг обратившись в посланца доброты и всепонимания.

Или сугубо реалистичного дерьма. Я нагромоздил груду изобличающих улик. Был лишь один способ укрепить ее решимость. Беды Сэм только начинаются.

– Погляди-ка на это…

Пошарив в кармане, я извлек письмо Лайлы Приоло, а заодно и таблицу «Инвесторы». Рассказал Сэм всю историю: о своих опасениях из-за погашения, о поддельных рекомендациях и разговоре со Сьюзен Торп. На подробности я не скупился.

– Что же мне делать? – спросила она.

– Я бы для начала нанял адвоката. Поповски может порекомендовать подходящего защитника.

Сэм поглядела на меня с недоумением.

– А мне-то он зачем? Я ничего плохого не сделала.

– Ты-то – нет, а вот Чарли сделал. Люди будут вне себя, – пояснил я, для вящего эффекта продемонстрировав таблицу. – Они подадут иски – все, кроме одних. Может быть.

– Моих родителей? – предположила Сэм.

– Именно.

– Но почему ко мне?

– Не знаю, что хуже – потерять деньги или чувствовать себя в дураках, потому что кто-то обвел тебя вокруг пальца.

– А почему ко мне? – повторила она.

– Из мести. Чарли нет, так что мишенью стала ты. Суды могут принудить тебя продать все свое имущество – картины, восточные ковры и даже драгоценности.

– Я не могу найти своих драгоценностей.

– Ну да, конечно.

Мы молча сидели под всеми этими фотками славного времяпрепровождения Чарли. Сидели долго, не проронив ни слова. Нарушили молчание лишь раз, и эта инициатива принадлежала мне.

– Звонок в полицию я беру на себя.

– А зачем туда звонить?

– У каждого из значащихся в этом списке был повод скормить Чарли акулам.

– А мое имя там есть? – сердито спросила Сэм голосом, буквально сочащимся угрозой.

– Не усугубляй, – осадил ее я. – И еще одно.

Как сказать ей это?

– А именно? – уточнила она.

– Я вот все думаю, не считает ли убийца Чарли, что ты к этому причастна?

Сэм крепко, настойчиво вцепилась мне в плечо и заглянула мне в глаза. Казалось, эти голубые радужки никогда не были более прекрасны.

– А как по-твоему, Гроув?

Семи пядей во лбу тут не требовалось.

– У янки старой школы есть одна особенность, – ответил я. – Деньги для вас не самоцель. Это всегда что-то другое. Готов поспорить, именно поэтому вы с Эвелин были такими хорошими подругами.

В тот же миг она разжала свою руку – возможно, успокоенная воспоминанием о своей подруге, моей жене. Мы просидели в кабинете Чарли долго, припертые спинами к стене – и в буквальном, и в переносном смысле. И только спустя целую вечность безмолвия я вдруг осознал, что переменилось. Дело в собаках.

– А где Ун, Де и Труа?

– На пути в Бостон, – ответила она. – К моим родителям.

– Правда?

– Они действовали мне на нервы.