Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 1)

Тут все присутствовавшие, влекомые одним желанием, обступили его, и он внятно начал читать.

1 Король Артур - легендарный британский король (VI в.), герой многочисленных средневековых сказаний и поэм, главным образом связанных с подвигами "рыцарей Круглого Стола" (приближенные короля Артура сидели во время пиров за круглым столом для того, чтобы не было ни лучших, ни худших мест и все рыцари чувствовали себя равными).

2 Рыцарь Озера Ланцелот. - Ланцелот прозван был Рыцарем Озера по той причине, что детство и юность он провел при дворе возлюбленной мага Мерлина, Вивианы, известной под именем Владычицы Озера.

3 Обет картезианских монахов - то есть обет молчания.

4 Елисейские поля - у древних греков и римлян - часть подземного мира, куда после смерти отходят души героев и праведников.

5 Курции, Кац и Сципионы - знатные роды в Древнем Риме. Колонна, Орсини, Монкада, Рекесены... - знатные роды современной Сервантесу Италии, Каталонии, Арагона, Кастилии и Португалии.

6 Дзербин - один из персонажей "Неистового Роланда" Ариосто, сын короля шотландского, получивший свободу благодаря Роланду. Найдя однажды доспехи своего спасителя, он сделал приведенную в тексте надпись, представляющую перевод стихов из поэмы Ариосто (песня XXIV).

7 Выскочки Ларедские. - Л а р е д о - небольшой портовый городок на севере Испании. Ларедскими выскочками называли людей, разбогатевших на торговых операциях с Америкой.

8 Цезарь Октавиан Август - римский император (27 до н.э. - 14 н.э.), в царствование которого жили крупнейшие поэты (Вергилий, Овидий и пр.).

9 Божественный мантуанец - знаменитый римский поэт Вергилий (70-19 до н.э.) был родом из Мантуи. По преданию, он завещал уничтожить рукопись своей поэмы "Энеида", прославившей его имя.

ГЛАВА XIV,

в коей приводятся проникнутые отчаянием стихи покойного пастуха и описываются разные нечаянные происшествия

ПЕСНЬ ХРИЗОСТОМА

Жестокая! Коль для тебя отрада

Знать, что по свету разнеслась молва,

Как ты надменна и бесчеловечна,

Пусть грешники из тьмы кромешной ада

Подскажут мне ужасные слова

Для выраженья муки бесконечной.

Чтоб выход дать тоске своей сердечной,

Чтоб заклеймить безжалостность твою,

Я исступленье безответной страсти

И боль души, разорванной на части,

В неслыханные звуки перелью.

Так слушай же тревожно и смущенно,

Как из груди, отчаяньем стесненной,

Неудержимо рвется на простор

Не песня, а нестройное стенанье

Мне в оправданье и тебе в укор.

Шипенье змея, вой волчицы злобной,

Сраженного быка предсмертный рев,

Вороний грай, что предвещает горе,

Неведомых чудовищ вопль утробный,

Могучее гудение ветров,

Когда они, с волнами буйно споря,

Проносятся над синей бездной моря,

Рычанье льва, нетопыриный писк,

Печальный зов голубки овдовевшей,

Глухое уханье совы взлетевшей,

Бесовских полчищ сатанинский визг

Все это я смешаю воедино,

И обретет язык моя кручина,

Которую я до сих пор таил,

Затем, что о твоем бесчеловечье

Обычной речью рассказать нет сил.

Пускай внимают, трепеща от страха,

Словам живым с умерших уст моих

Не льющийся по отмелям песчаным

Неторопливый многоводный Тахо,

Не древний Бетис1 меж олив густых,

А взморья, где раздолье ураганам,

Вершины гор, увитые туманом,

Ущелье, где не тешит солнце взгляд,

Лесная глушь, безлюдная доныне,

И знойная ливийская пустыня,2

Где гады ядовитые кишат.

Пусть эхо о любви моей несчастной

Поведает природе беспристрастной,

Чтоб мир узнал, как я тобой казним,

И даже в диких тварях пробуждалась

Святая жалость к горестям моим.

Презренье сокрушает нас; разлука

Пугает, как тягчайшая беда;

Тревожат подозрения безмерно;

Снедает ревность, вечная докука;

Забвение же раз и навсегда

Кладет конец надежде эфемерной.

Все это вместе - смерти признак верный,

И все ж - о чудо! - смерть щадит меня.

Изведал я презренье, подозренья,

Разлуку с милой, ревность и забвенье,

Сгораю от любовного огня,

Но, несмотря на муки, как и прежде,

Себе не властен отказать в надежде,

Хоть верить ей давно уже страшусь,

И - чтоб терзать себя еще сильнее

Расстаться с нею через силу тщусь.

Разумно ли питать одновременно

Страх и надежду? Можно ли теперь,

Когда ясней, чем солнце в день погожий,

Сквозь рану в сердце мне видна измена,

Не отворить отчаянию дверь?

И не постыдно ль, униженья множа,

Все вновь и вновь баюкать разум ложью,

Коль нет сомненья, что отвергнут я,

Что страх владеет мной не беспричинно

И что лишь затянувшейся кончиной

Становится отныне жизнь моя?

О ревность и презренье, два злодея,

Чью тиранию свергнуть я не смею!

Веревку иль кинжал молю мне дать,

И пусть я больше не увижу света!

Уж лучше это, чем опять страдать.

Мне тяжко умирать и жить постыло,

Я понимаю, что гублю себя,

Но гибели избегнуть не желаю.

Однако даже на краю могилы

Я верю в то, что счастлив был, любя:

Что только страсть, мучительница злая,

Нам на земле дарит блаженство рая;

Что девушки прекрасней нет нигде,

Чем ты, о недруг мой непримиримый;

Что прав Амур, судья непогрешимый,

И сам я виноват в своей беде.

С такою верой я свершу до срока

Тот путь, которым к смерти недалекой

Меня твое презрение ведет,

И дух мой, благ земных не алча боле,

Из сей юдоли навсегда уйдет.

Твоя несправедливость подтверждает,