Хитрованы

– Знаем мы это ваше «помаленьку», – усмехнулся Африканыч. – Последнее дело на сколько потянуло?

Долгоруков стал смотреть на свои руки, как будто в них было что-то захватывающе интересное.

– Молчишь? Небось тысяч на тридцать-сорок? Ты ведь по мелочам никогда не работал.

– Немножко не угадал… Восемьдесят, – ответил Долгоруков не без гордости.

– Сколько?! – едва не задохнулся от удивления Неофитов.

– Восемьдесят, – тихо повторил Сева.

– Ты в хорошей форме.

– Грех жаловаться.

– И что дальше? – Африканыч дольше, чем это бывает обычно, посмотрел на товарища.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Долгоруков.

– Ну а дальше что ты намерен делать? – В голосе Африканыча послышались нотки тревоги. – Ты же не намереваешься выйти в отставку, как Эдмонд Массари?

– Не дождешься, – усмехнулся Всеволод Аркадьевич. – Я тогда с тоски помру. А эти свои восемьдесят тысяч в гроб заберу.

– Это по-нашему! – повеселел Неофитов. – Хотя с твоими деньгами, ясное дело, можно и в отставку…

– Нет, – повторил Долгоруков, – в отставку пока рановато. А что такое случилось с Массари?

– Женился, – просто ответил Африканыч. – На деньгах. И остался в Тобольске жить. Похоже, что навсегда.

– Это еще не факт, что навсегда, – заметил Долгоруков. – Что он, первый раз женится на деньгах?

– Это не тот случай, – ответил Неофитов, как если бы сидел на похоронах. – На сей раз – факт. Во-первых, он женился не просто на деньгах, а на миллионах…

Сева вскинул брови, но промолчал.

– А во-вторых, – продолжил Африканыч, – он сам нам об этом заявил. Открыто и без всяких обиняков.

– О чем, что остается в Тобольске?

– Об этом и еще о том, что выходит из клуба и перестает быть «валетом», – угрюмо произнес Самсон.

– Да, печально, – после некоторого раздумья промолвил Всеволод Аркадьевич. – Массари аферист высшего полета. Чего только стоила его афера с пустыми сундуками.

– Был аферист высшего полета, – поправил Долгорукова Неофитов, а теперь весь вышел. – Теперь муж какой-то пышногрудой купчихи… Предатель.

– Осуждаешь? – посмотрел на друга Сева.

– А как же иначе!

– Я бы на твоем месте не стал этого делать…

– Это почему? – Африканыч опять задержал на Долгоруком взгляд.

– А почему это ты лишаешь человека выбора? – выдержал взгляд Неофитова Сева. – Вот сам подумай, какое ты имеешь на это право? Каждый живет так, как может или как это ему нравится.

– Все равно, это пахнет предательством, – несогласным тоном произнес Африканыч.

– Нет, – твердо ответил Всеволод Аркадьевич. – Это осознанный выбор, на который имеет право всякий человек…

– А ты, я вижу, изменился, – не стал больше спорить с Долгоруким Неофитов. – Прежде подобных рассуждений за тобой не наблюдалось.

– Может, это и к лучшему… Тюрьма меняет людей, – философски изрек Всеволод Аркадьевич. – И там есть время подумать.

– Ну и что ты надумал? – не без иронических ноток в голосе спросил Неофитов.

– Знаешь, Африканыч, почему нам дали такие большие сроки? – начал издалека Долгоруков. – Хоть мы и не разбойничали, не грабили и, слава богу, никого не убили?

– Прокурор попался дотошный, – ответил Неофитов. – Да и мы тоже хороши: разозлили самого генерал-губернатора, а этого делать не следовало.

– Нам много чего не следовало бы делать, – как бы мимоходом заметил Сева, но Самсон оценил эту фразу. И уставился на Долгорукова взглядом, который говорил, нет, требовал: «Объясни!»

– Требуешь объяснений? – верно расценил взгляд Неофитова Всеволод Аркадьевич. – Хорошо, я объясню.

Африканыч согласно кивнул, и Долгоруков начал:

– Вот ты говоришь, что нам крепко дали по шапке потому, что попался дотошный прокурор. Принципиальный, иными словами. Так?

– Допустим, – согласился Африканыч.

– Но ведь судебное решение выносил не кто иной, как присяжные, – заметил Долгоруков.

– Что ты хочешь этим сказать? – заерзал в кресле Неофитов.

– А то, что присяжные заседатели были обозлены. – Всеволод Аркадьевич невольно вспомнил лица некоторых из тех, что выносили вердикт, и невольно поежился… – А почему они были злыми на нас? Ведь ты же не будешь спорить с этим? – посмотрел на Неофитова Сева.

– Не буду, – кивнул головой Африканыч. – Так почему они озлились на нас?

– Да потому, что они в большинстве своем честные люди, – ответил Долгоруков. – И обманутые нами тоже в большинстве своем были честными людьми. Понимаешь разницу?

– Кажется, я тебя понимаю, – снова поерзал в своем кресле Самсон Африканыч. – Ты имеешь в виду некоторое проявление солидарности?

– Вот именно! – Сева удовлетворенно улыбнулся и снова стал серьезным. – И наоборот: если бы обманутые нами были мошенниками или нечестными людьми, то мы в лице присяжных имели бы не врагов, а союзников. Тогда присяжные были бы на нашей стороне, и каждый бы из них думал: «Вот и хорошо, что «валеты» надули этих ворюг. Поделом им!» Тогда и вердикт присяжных был бы совершенно другим!

– Я понял, – сказал Неофитов. А потом подумал, какой же все-таки головастый мужик этот Сева Долгоруков.

– Теперь действовать мы будем иначе, – между тем продолжал Всеволод Аркадьевич. – И цель будем выбирать по-другому…

– Это как?