Хьюстон, 2015: Мисс Неопределённость

На следующий день сноубординг всё-таки обломился, а эвакуацию — подтвердили. Мама принялась названивать в отдел виз НХЭЛ. Оттуда отвечали, кто-то поехал в Иммиграцию, регистрация уже готова, и паспорта вот-вот будут. Не волнуйтесь: ваши места в чартере забронированы, и в самом крайнем случае паспорта привезут прямо в аэропорт.

Ровно в четыре часа дня в посёлке появились чёрные «Лендкрузеры» НХЭЛ. Вещей рекомендовалось много не брать. Эвакуация семей — просто предосторожность. Через несколько дней всё успокоится, и все вернутся в Ново-Холмск. Как всегда, клоуны из отдела Безопасности хотят доказать, без них цирк невозможен.

В пять, мы выгрузились в аэропорту. Оказалось, эвакуируют не только семьи «экспатов». В списке пассажиров чартера присутствует вся головка администрации Финансового Директората, а также какие-то непонятные личности из Директората перевозок. Зачем русские эвакуируются из России?

— Наверное, решили попользоваться на халяву, — прокомментировала мама, — Почему не устроить себе экскурсию в Токио, если компания платит?

В шесть объявили, чартер задерживается по неопределённой причине. Заместо ужина, мы попили кофе и поели пирожных в буфете. В семь сказали причину задержки: в Токио отключилось всё электричество!

— А я думала, в Токио никаких выключений быть не может, — сказала Софи, — Японцы всегда всё делают по правилам.

— Ага, не может, — сказал какой-то русский из Директората перевозок, — Пять лет назад, Фукушима бабахнула! Даже наш Чернобыль по сравнению с Фукушимой выглядит тренировкой по гражданской обороне!

Так все пассажиры чартера и продолжали пить кофе. Пирожные и тортики в буфете скоро кончились. Около восьми обрадовали: чартер вылетел из Токио, проходим на регистрацию.

Мама забеспокоилась. Наши паспорта так и не прибыли в аэропорт. Цепочка пассажиров у стойки регистрации уменьшалась, а мамин «айфон» раскалился добела. Отдел Виз не отвечал. В отделе Безопасности сказали, если не улетим, за нами вышлют машину, без проблем. Но про паспорта они не знают и знать не могут. Это к отделу Виз и Разрешений, уж извините.

Наконец, в вестибюле аэропорта мы остались одни-одинёшеньки, с нашими рюкзаками и чемоданом. Отдел Безопасности не обманул, и машину всё-таки прислали. Водитель «Лендкрузера» выпучил на нас изумлённые глаза и долго уточнял на ломаном английском, куда именно везти.

«Сосенки» встретили тёмными окнами коттеджей и абсолютной тишиной. Около будки курил одинокий охранник. Мама сделала ему замечание: разве вы не знаете правил? Курение на пропускном пункте строго запрещено, есть для этого курилка. Охранник сигарету потушил и сказал «Sorry», но тоже посмотрел на нас как-то странно. С удивлением.

— Подумать только! Больше полдня убили, коту под хвост, — сказала мама, когда «Лендкрузер» проехал шлагбаум, — Вот нажалуюсь на этих дур из отдела Виз! Надо устроить, чтоб их вышибли с работы.

— А почему все уехали? — спросила я.

— Почему-почему! По команде! В нефтяном бизнесе — как в армии. Так: слушай мою команду. Соф готовит попкорн, я делаю чай и бутерброды. Нэт — ты выбираешь DVD. Комедию какую-нибудь, что давно не смотрели. «Люди в чёрном», например.

Посмотрев видео, мы отправились спать, но в четыре часа утра меня растолкала Софи.

— Слышишь? На улице. Что-то странное происходит.

— Что? — я выбираюсь из-под одеяла и выглядываю в прихваченное инеем окно. Вроде бы свет автомобильных фар, — Давай маму разбудим?

— Уже разбудила. Она вооружилась шваброй и пошла смотреть.

Мы спускаемся на первый этаж. Мама в прихожей запирает дверь на все задвижки.

— Идите наверх, закройтесь в спальне и не высовывайтесь!

Софи кивает и тащит меня за руку на второй этаж.

Не успели мы запереть дверь спальни, внизу раздаётся глухой удар. Потом — ещё один. Треск дерева. Громко говорят по-русски. Вскрик мамы. Быстрые шаги на лестнице. Хлопает дверь, опять громкие голоса. Я разобрала слово «safe»[82]. Может, не бандиты, а какой-то русский спецназ? Как в боевиках, двигаются плотной группой, прикрывая себя и товарищей бронежилетами, штурмовые винтовки и пистолеты направлены во все стороны. Осмотрев каждое помещение, объявляют ситуацию безопасной. Хотя, почему русский спецназ должен орать американское «safe»?

— Это полиция? — шепчу я.

— Вряд ли. Надо выбраться на крышу, — так же шёпотом отвечает Софи. Она поднимается с пола и на цыпочках крадётся к окну. Но в окно, помимо москитной сетки, вмонтирована изящная белая решётка.

За дверью раздаётся оглушительный механический визг, вроде как режут металл на стройке. Что-то тяжёлое падает на ковёр. Снова голоса, явно чем-то рассерженные. Шаги по коридору. Кто-то дёргает ручку запертой двери, что-то кричит. Затем, с мощным выдохом, как у каратистов, — удар в дверь.

Щепки от косяка летят по всей комнате. Дверь распахивается, пробив ручкой дырку в гипсокартонной стене, и в комнату заглядывает бритоголовый парень лет двадцати. Его губы растягиваются в похотливой улыбке: «Хэллоу, гырлс». Софи обнимает меня, пытаясь защитить.