Хладнокровное предательство

– Хорошо. Робинсон, вы под домашним арестом до тех пор, пока снова не возьмете себя в руки. Еду вам будут приносить сюда.

Он взял ключ, велел Джанет Аштон выйти в коридор и запер дверь на замок.

– Он горюет, – заметила она.

– И тем не менее. – Ратлидж положил ключ себе в карман.

Джанет Аштон зашагала на кухню следом за ним, явно не согласная с его мнением.

Хэмиш говорил: «Ты вышел из себя, потому что напрасно проездил все утро! Нехорошо вымещать свои ошибки на других».

Они дошли до кухни. Все следили за ним, встревоженные выражением его лица.

– Как он? – спросила миссис Камминс. – Он ведь мой постоялец; не представляю, что на него нашло! Мы стараемся, чтобы всем было удобно, но, понимаете, нам приходится нелегко.

От нее явственно попахивало виски.

– То, что с ним случилось, не имеет отношения к тому, что сделали или чего не сделали вы, – сказал ей Ратлидж и, посмотрев поверх ее головы на ее мужа, предложил: – Может быть, отведете жену наверх? Ей надо отдохнуть.

Камминс оторвал взгляд от лица Элизабет Фрейзер:

– Я должен остаться и убедиться, что с мисс Фрейзер все в порядке.

Миссис Камминс всхлипнула и быстро вышла в коридор. Все услышали, как она поднимается по лестнице.

– Ваше место рядом с женой, – сухо сказал Ратлидж Камминсу.

Хозяин гостиницы нехотя покинул кухню, бросив последний взгляд на женщину в инвалидном кресле.

Мисс Аштон заявила:

– Я иду гулять. Не могу сидеть сложа руки! – Она развернулась и тоже вышла в коридор.

Доктор Джарвис укладывал инструменты в саквояж, по очереди заворачивая их в тряпки.

– Робинсон практически не пострадал, – сказал он Ратлиджу, не прекращая работать. – И Элизабет тоже. Он был вне себя, действовал бездумно. Вряд ли у него хватило бы духу довести дело до конца.

Мисс Фрейзер смотрела на свою руку. На скуле у нее проступил синяк – должно быть, Робинсон ударил ее в ходе борьбы. Ратлидж еле слышно выругался. Ему хотелось схватить Робинсона за горло и как следует встряхнуть. Он сам удивился силе своих чувств.

Доктор Джарвис смерил Элизабет Фрейзер задумчивым взглядом:

– Дорогая, дать вам успокоительное? Или болеутоляющее.

– Нет. Я должна приготовить ужин.

– И все-таки я оставлю вам лекарства – вдруг пригодятся. Мне нужно навестить еще одного пациента со сломанной ключицей. Упал с крыши, когда чистил снег. Если я вам понадоблюсь, пришлите за мной.

Он кивнул Ратлиджу и вышел. Они услышали, как доктор разговаривает с Грили во дворе – тот только что приехал. Доктор и Грили уехали вместе.

На кухне воцарилась тишина. Потом Элизабет Фрейзер сказала:

– Как же я испугалась! – Голос у нее был тихий, как будто она не сознавала, что говорит вслух.

Желая хоть чем-то помочь ей, Ратлидж принялся заваривать чай. Через несколько минут он придвинул ей чашку. Она выпила ее целиком; когда она подносила чашку к губам, ее левая рука слегка дрожала.

– Попросите миссис Камминс или мисс Аштон помочь вам готовить. Повязку нельзя трогать двадцать четыре часа.

– Вы говорите прямо как доктор Джарвис! – Мисс Фрейзер улыбнулась. – Правда, на войне вам, наверное, приходилось видеть более ужасные раны, чем моя. У меня все быстро заживет.

Он не ответил. Смотрел в окно и пытался разобраться в своих чувствах. Он спас жизнь Джанет Аштон, но между ними не возникло теплоты. Они придерживались противоположных точек зрения на произошедшее, да и ее упрямство, желание во что бы то ни стало убедить всех в своей правоте мешало отнестись к ней хорошо. Интересно, почему Джералд выбрал не Джанет, а Грейс? Потому что Грейс показалась ему более беззащитной? Вдова с двоими детьми. Наверное, ему захотелось защитить их. А может, решительность и напор Джанет делали ее неженственной и грубой в его глазах? Не потому ли Джералд был добр к Элизабет Фрейзер? Она ведь тоже по-своему беззащитна.

И все же Элизабет Фрейзер была стойкой, не унывала, к своему увечью относилась спокойно. Не жалуясь, выполняла всю тяжелую работу в гостинице, отношения между хозяевами которой явно были напряженными. Ратлидж снова подумал: только нужда могла заставить ее выносить такое положение.

От него не укрылось, что Гарри Камминс тоже остро сознавал ее беззащитность.

– Я понимаю, в самом деле понимаю, – говорила тем временем Элизабет Фрейзер. – Он обезумел от горя и неизвестности. Но какая напрасная трата сил! Крови и так пролилось достаточно. Что хорошего, какой смысл в том, что он так поранился?

– По-моему, ни о каком смысле своего поступка он не думал. Хотел облегчить свою боль, вот и все. – Ратлидж опустился на колени и начал спокойно смывать кровь с пола и собирать осколки чашки.

– Не нужно, я сама, – слабо возразила Элизабет Фрейзер.

– Почему? – Ратлидж улыбнулся. – Всякий по-своему справляется с досадой и огорчением.

Она смерила его недоверчивым взглядом, но возражать не стала.

Выкинув осколки в мусорную корзину, он закрыл дверь, чтобы в помещение не проникал холодный воздух. Гарь уже выветрилась, и на кухне стало холодно и как-то неуютно, как на ферме Элкоттов.