Предисловие автора

В предлагаемой теперь, в русском переводе, книге — «La Conqu^ete du Pain» — я постарался набросать идеал того, как могла бы совершиться социальная революция на началах анархического коммунизма.

Критикой существующего строя, как с точки зрения хозяйственной, так и с точки зрения политической, т.-е. разбирая также ходячие предрассудки насчёт Представительного Правления, а также Закона и Власти вообще, и стараясь подорвать их, — я занялся раньше, в «Paroles d'un R'evolt`e» (в русском переводе — «Распадение современного строя»). Выводом из этого критического разбора являлась необходимость экспроприации, — т.-е. необходимость захвата обществом земли и всего накопленного богатства, нужных человечеству для производства и жизни, но находящихся ныне в частном владении… На этом моя работа — она печаталась в виде передовых статей в газете Le R'evolt`e — была прервана арестом во Франции и тюрьмою.

Выйдя через три года из тюрьмы, я взялся за продолжение той же работы, в той же нашей газете «Le R'evolt`e», перенесённой тем временем в Париж и впоследствии вынужденной судебным преследованием переменить своё имя в «La R'evolt`e».

Приступая к изложению того, как, по нашему мнению, могла бы и должна была бы совершиться социальная революция, я думал, что лучше будет не описывать идеал вообще, а взять вещественный пример и показать на нём, как смело и разумно действуя во время революции, можно было бы перейти от теперешнего строя к коммунизму, — безначальному, анархическому; как сами обстоятельства будут толкать в этом направлении; и как от нас самих будет зависеть: — осуществить ли стремления, уже намечающиеся в современном обществе, или же — платя дань укоренившимся и далеко ещё не искоренённым предрассудкам, — пойти по старым дорогам холопского прошлого, не водворивши ничего существенного в направлении к коммунизму.

Как вещественный пример я взял Париж, и поступил так по следующим причинам:

Всякая нация, хотя бы и самая цивилизованная и самая передовая, представляет собою вовсе не одно целое, подведённое под один общий уровень. Напротив того, различные её части стоят всегда на весьма различных ступенях развития.

Даже Франция, несмотря на её две большие революции, 1789–1793 и 1848 года, — несмотря на громадный материальный внутренний

прогресс, который совершился в стране в течение девятнадцатого века (не внешний, как в Англии, которая богатела наполовину грабежом Индии и других колоний), несмотря на громадную работу умов, вызванную во всех классах населения её бурною политическою жизнью за последние сто лет, — несмотря на всё это, Франция представляет собою по прежнему агломерат, т.-е. бессвязное сожительство самых разнообразных частей. Её северо-запад даже в настоящее время отстаёт по крайней мере на полстолетия от её восточных частей. Великая Революция, т.-е. великое крестьянское движение, во время которого был уничтожен выкуп крепостных обязательств, и крестьяне отобрали назад земли, захваченные у них за предыдущие двести или триста лет помещиками и монастырями, а также городские бунты, имевшие целью уничтожение городской, полукрепостной зависимости мастеровых и освобождение от почти самодержавной королевской власти, — это народное восстание распространилось, по преимуществу в юго-восточных, восточных и северо-восточных частях Франции; тогда как северо-запад и запад остались оплотом дворян и короля, и даже взялись за оружие, в Вандейском восстании, против якобинской республики. Но то же самое разделение страны на восток и запад существует и по сию пору; и когда, в начале обоснования теперешней республики, выборы в Палату должны были решить, чего хочет Франция — республики или возврата к монархии, — карта республиканских выборов (выбор 363-х республиканских депутатов) совпало с поразительною точностью с картою, на которой я как-то нанёс все известные мне крестьянские и городские восстания в 1788–1792 годах. Только со времени утверждения теперешней республики, республиканские идеалы начали проникать среди крестьян северо-западной и западной Франции.

Запад и восток Франции, её юго-восток и северо-восток, её центральное плато и долина Роны остаются отдельными мирами. И это различие резко выступает не только среди сельского населения этих областей (сельский полупромышленный кустарь французской Юры и бретонский крестьянин — две разные народности), но и среди городского населения. Сравните только Марсель, или Сент-Этьен и Руан, — с Ренном, где власть попов и вера в короля удержались ещё поныне!