Радмаагер сел за рояль и заиграл странную монотонную мелодию.
– Это снег – северный снег. Вот таким должен быть ваш голос. Он белый, как скатерть, и на нем возникает рисунок. Учтите, этот рисунок в музыке, а не в вашем голосе.
Радмаагер продолжал играть, и внезапно сквозь назойливо повторяющиеся ноты начало проступать то, что он называл рисунком.
Наконец музыка смолкла.
– Ну?
– Справиться с этим будет очень трудно.
– Совершенно верно. Но у вас отличный слух. Вы ведь хотите петь Сольвейг?
– Естественно. Такой шанс выпадает раз в жизни. Конечно, если я вам подойду…
– Думаю, что подойдете. – Он встал и снова положил руки ей на плечи. – Сколько вам лет?
– Тридцать три года.
– И вы были очень несчастны, верно?
– Да.
– Сколько у вас было мужчин?
– Один.
– И он не был хорошим человеком?
– Он был очень плохим, – спокойно ответила Джейн.
– Понятно. Да, именно это написано у вас на лице. Так вот, вы вложите в мою музыку все ваши страдания и радости, но не с необузданной страстью, а с контролируемой и дисциплинированной силой. У вас есть интеллект и отвага. Без отваги ничего нельзя добиться. Трусы поворачиваются к жизни спиной. С вами этого никогда не случится. Что бы ни произошло с вами, вы встретите это с гордо поднятой головой. Но я надеюсь, дитя мое, что вам не придется много страдать… – Радмаагер повернулся и бросил через плечо: – Я пришлю вам партитуру для изучения.
Он вышел из комнаты, и вскоре входная дверь захлопнулась за ним.
Джейн сидела за столом, устремив на стену невидящий взгляд. Наконец-то ей представился шанс.
– Я боюсь… – еле слышно прошептала она.
Целую неделю Вернон думал о том, стоит ли ловить Джейн на слове. Он мог выбраться в Лондон на следующий уик-энд, но, возможно, Джейн будет в отъезде. Вернон ощущал себя робким и неуверенным. Не исключено, что она уже забыла о своем приглашении.
В этот уик-энд он никуда не поехал, а вскоре получил письмо от Джо, где она упоминала, что дважды виделась с Джейн. Это решило вопрос. В следующую субботу в шесть вечера он звонил в дверь квартиры Джейн Хардинг.
Джейн открыла ему сама. При виде Вернона ее глаза слегка расширились, но больше она ничем не проявила удивления.
– Входите, – пригласила Джейн. – Я заканчиваю занятия, но вы не помешаете.
Вернон последовал за ней в длинную комнату с окнами, выходящими на реку, роялем, диваном, парой стульев и стенами, оклеенными обоями с колокольчиками и нарциссами. Впрочем, на одной из стен были одноцветные темно-зеленые обои, а также картина, изображающая голые древесные стволы и чем-то напомнившая Вернону его детские приключения в лесу.
На табурете у рояля сидел маленький человечек, похожий на белого червячка.
Джейн придвинула к Вернону коробку с сигаретами, властно скомандовала: «Ну, мистер Хилл!» – и заходила взад-вперед по комнате.
Пальцы мистера Хилла проворно забегали по клавиатуре, и Джейн стала петь, большей частью вполголоса. Отдельные фразы она выпевала полным звуком, а пару раз останавливалась с раздраженным возгласом, и мистеру Хиллу приходилось повторять несколько тактов.
Внезапно Джейн прекратила пение, хлопнув в ладоши, подошла к камину, дернула шнур звонка и, обернувшись, впервые обратилась к мистеру Хиллу как к человеческому существу:
– Вы останетесь к чаю, не так ли, мистер Хилл?
Аккомпаниатор ответил, что, к сожалению, не может остаться, несколько раз виновато поклонился и выскользнул из комнаты. Горничная принесла черный кофе и горячие тосты с маслом, которые, очевидно, соответствовали представлениям Джейн о вечернем чае.
– Что это вы пели? – спросил Вернон.
– «Электру» Рихарда Штрауса[17]
.– Мне понравилось. Похоже на собачью драку.
– Штраус был бы польщен. Впрочем, я понимаю, что вы имеете в виду. Музыка действительно воинственная. – Джейн придвинула к Вернону тост и добавила: – Ваша кузина была здесь дважды.
– Знаю. Она мне об этом написала.
Вернон чувствовал себя скованным. Он так хотел прийти сюда, а теперь не знал, что сказать. Общество Джейн его смущало.
– Скажите откровенно, – заговорил он наконец. – Вы бы посоветовали мне бросить работу и целиком посвятить себя музыке?
– Как я могу вам советовать? Я ведь не знаю, чем вы хотите заниматься.
– Вы говорили так же в тот вечер. Как будто все могут заниматься тем, чем хотят.
– Могут. Конечно, не всегда, но почти. Если вы хотите кого-то убить, вас ничто не остановит, хотя потом вы, разумеется, попадете на виселицу.
– Я не хочу никого убивать!
– Да, вы хотите, чтобы ваша волшебная сказка имела счастливый конец. Дядя умирает и оставляет вам все свои деньги. Вы женитесь на вашей возлюбленной и живете с ней в Эбботс… как бишь его… счастливо до конца дней.
– Не смейтесь надо мной, – сердито сказал Вернон.
Помолчав, Джейн отозвалась другим голосом:
– Я вовсе над вами не смеюсь. Я просто пыталась вмешаться в то, что меня не касается.
– Что вы имеете в виду?
– Я пыталась заставить вас глянуть в лицо реальности, забыв, что вы моложе меня лет на восемь и ваше время для этого еще не наступило.