— Будь он проклят! — вслух произнес Богдан, закончив бриться. — Вернуть?.. «Дзенькую бардзо, як бога кохам…» — лезла в голову всякая всячина.
Не пришлось Богдану побывать на совете казаков, не увидел он и Яхию, намеревавшегося объединить крымчаков с казаками. Поэтому Хмельницкий старался поподробнее расспросить у казака-хозяина:
— Что же, видели вы Яхию, похож он на султанского сына?
— Где там, к черту, похож на султанского сына! Проходимец какой-то. По-гречески чешет, только слюна брызжет. Какой из него турецкий султан? Глаза, правда, навыкате, да и носище такой, что любой турок позавидует. Только ручки нежные, как у панской горничной, все пальцы в перстнях. Снится ему султанский трон, как лисе курятина. А казакам что, им лишь бы платили не так, как на королевской службе… Крымчаки тоже затевают войну с султаном.
В воскресенье на рассвете Богдан в сопровождении Романа выехал в Киев, чтобы встретиться там с митрополитом. Поблагодарив хозяев, пообещал на обратном пути заехать к ним и рассчитаться за уход и корм коню.
С Романом договорились ехать в седле по очереди: после езды верхом хорошо размяться, «согреть ходьбой душу».
— Именно душу и бережет человек, чтобы жить, — вслух рассуждал Гейчура. — Ноги что? Размахивай ими, на то они и даны. А душа… всю жизнь стремится она улететь от тебя, дурака неотесанного, к богу. Терехтемировский батюшка говорит: «Грешной жизнью, яко тернием, душу свою от праведныя стези сбиваешь…» А разве не собьешь ее, коль каждый шляхтич преграждает тебе путь этими кровавыми «терниями» да чертополохом? Отцу Исаю хорошо, «тернии» его не беспокоят.
— Ну хорошо, Роман. Теперь ты садись на коня, а я пройдусь да о терниях поразмыслю. Напрасно благочинный так настойчиво проповедует нашему брату «тернии». Казацкой душе приходится преодолевать такие «тернии» в своей горькой жизни, что даже ангелы и те сбились с толку: в какой самый цветущий рай посадить нашего брата казака? Очевидно, пожив в земном аду, будешь рад хоть какому-нибудь покою.
— Когда помрешь? — заинтересовался Роман. А потом громко захохотал оттого, что Богдан слишком открыто насмехался над богобоязненными рассуждениями священника о душе.
В обеденную пору они добрались до хутора на берегу Днепра, решив здесь отдохнуть и покормить коня. Новые ворота, за ними просторный двор, в глубине которого стоял стог сена. У калитки их встретила молодая девушка в легком праздничном наряде, вышедшая на лай собак. Пригласила путников в дом.
— Думала, что наши из Триполья, с базара, вернулись… Заходите…
— Так легко одета, смотри, чтобы из-за нас не простудилась, — заботливо сказал Богдан, окидывая взглядом молодую хозяйку.
Хотя девушка была еще совсем юной, но жизнь в казачьей семье научила ее разбираться в людях. Она пригласила их к столу, по-праздничному угощала, проворно бегая по хате. Богдан приглянулся молодой хозяйке. Худой после болезни, он вызывал сочувствие у девушки. Она рассуждала: хотя он и молод, но ласковый, умный, и поговорить с ним приятно. А как посмотрит своими лучистыми глазами, так сердце трепещет. Вот это казак!
И девушка завидовала Чигирину, куда намеревался ехать Богдан после посещения митрополита Киево-Печерской лавры. Он тоже обратил внимание на ее косы и бусы на шее, которые она впервые надела, как взрослая.
«Хороший казак разглядит девушку и в лохмотьях», — говорила ей мать. И, не привыкшая к обществу парней, она застеснялась, смущенно поправила непокорную кофту на груди. Искренно приглашала «не гнушаться, заезжать» к ним. Богдан охотно обещал.
— А как же, милая! Мимо такого гостеприимного двора стыдно проехать! Так тебя Ганной зовут? — допытывался, прощаясь, Богдан.
«Тут бы и заночевать! — вертелось в голове, когда выходил из хаты в сопровождении юной хозяйки. — Непременно заеду по пути из Киева, Ганнуся ясноглазая!..»
Горящими глазами следила девушка за Богданом и за его отдохнувшим конем.
У Богдана сильно забилось сердце, ему не хотелось уезжать с этого двора… Но должен, они спешили в Киев. Утренний морозец давно уже спал. Зима еще только подкрадывалась, часто сменяясь оттепелью. И казаки двинулись на Киев по скользкой дороге с проталинами.
5
Речь Посполитая давно уже нуждалась в хорошем военачальнике-гетмане и поэтому видела в молодом и талантливом Станиславе Конецпольском перст божий… Страна большая, а люди, населяющие ее, не только разные по национальному составу, но и не едины в своих социальных требованиях. Кроме господствовавшей знатной шляхты, которой гордилась Речь Посполитая, были еще и мелкие шляхтичи, простые люди и крестьяне, которых унизительно называли хлопами…
— Действительно, Криштоф Палчевский патриотически рассуждает в своей книге «Дискуссия», что стремление уничтожить казаков означает рубить ветку, на которой сам держишься. Ведь никто не станет возражать, что для войны эти вооруженные хлопы просто незаменимы! — приходил в конце концов к выводу и молодой польный гетман Речи Посполитой Станислав Конецпольский.