Хмурое небо

— Доктор, что с моими ногами, я их не чувствую.

— У Вас сломан позвоночник, я сделал все что мог, но Вы уже не сможете ходить.

Мое сознание покинуло меня.

Не знаю сколько я проспал, но очнулся совершенно один в том же помещении, на этот раз было тускло, горела всего одна дежурная лампа. Боли я не чувствовал, а голову кружил легкий дурман. Действует обезболивающее, догадался я. Хочется пить, на столе в полуметре от меня предательски манит стакан воды, но я по-прежнему прикован наручниками к кровати. Я дернул левую руку, безнадежно, намертво прикован к железной грядушке. В правой руке закололо, я попробовал ею пошевелить, получилось, одеяло отозвалось волнами, отлично, вот теперь есть шанс дотянуться. Я уж хотел вытянуть руку, как страх сковал меня, я вспомнил гранату. Собравшись с силами, с осознанием неотвратимости произошедшего, я достал руку из-под одеяла. Несколько слоев бинтов скрывали оторванную кисть и ожог по локоть. Проклятье! Моя рука! Невольно слезы наворачиваются на глаза. Усилием воли я сдержался и со смертной тоской посмотрел на ноги. Поддев культей одеяло, я отбросил его и сразу же почувствовал холод выше пояса. Ноги также перемотаны, но с виду целы, самих бинтов не чувствую. В течении 5 минут я изо всех сил пытался пошевелить хоть пальцем ноги, безрезультатно. Меня поглощало отчаяние. Полное понимание всей ситуации, может из-за препаратов, но только сейчас пришло ко мне. Как же так вышло, я калека, работа всей жизни пошла прахом, почему так!? Потому что ты дурак не заметил очевидной подставы. Моя репутация, провал с Бомани, неожиданное радушие начальника, внутренне расследование против меня, слежка за замминистром, и ты думал тебе дадут сбежать? Идиот! Ты даже своих подчиненных толком не знал, все подозревал Люция, зато пригрел змею Сержанта, чрезвычайно быстро вернувшегося после ранения вместе с незнакомым отрядом ренегатов. Вот и результат: Люций мертв, Таню пустят по кругу или продадут для ублажения какого-то богатого старика, если она на себя до этого не наложит руки, а я, что я, беспомощен, однорукий калека. Заболело в груди, к горлу вновь подкатили слезы отчаяния и бессильной ярости. Не выдержав, я взревел, закрывая рот остатком руки, не хочу, чтобы меня увидели в таком состоянии.

Выплакавшись вдоволь, я заставил себя собраться с мыслями, найти хоть какой-нибудь призрачный выход из захлестнувший меня катастрофы. Может врач ошибается, и я смогу вновь ходить… какая бредовая мысль, меня скоро пустят в расход, вряд ли Корпусу нужен раб — калека… Да и хочу ли я теперь вообще жить, будучи прикованным к инвалидному креслу? Может и к лучшему, что я погибну… Страшно, инстинкт самосохранения дает о себе знать.

Как я не пытался, вывод напрашивается всего лишь один, сейчас от меня ничего не зависит, единственное, что я могу, и искренне хочу, это мести, за меня, за Люция, за Таню, всему Трибуналу, всей этой властной клике Новасити, я расскажу все, о чем знаю, лишь бы этих уродов сдохло побольше.

Ненависть, я уцепился за нее, как за веревку утопающий в зыбучих песках, злость лучше, чем отчаяние, пусть она дает мне волю к жизни, может есть еще шанс отомстить, по крайней мере нужно попробовать, все равно уже терять нечего. И еще одно, нельзя показывать слабость, пусть все мои переживания рвут меня изнутри, но здесь никто не увидит моего горя, может мне и суждено сдохнуть в этом месте, так пройду я остатки своего пути достойно.

Следующий час я пролежал в раздумьях о пережитом и своей дальнейшей судьбе, о Тане, которой уготовано рабство, строил безумные планы мести. Вновь попробовал шевелить пальцами ног, тщетно. Постепенно начала возвращаться боль, становясь невыносимой, мне нужно обезболивающее.

— Ей кто-нибудь!? Мне нужна помощь!

Не успел я второй раз открыть рот, как ко мне вбежала молодая девушка в белом халате — медсестра.

— Что случилось?

— Милая, дайте обезболивающее.

— Где болит?

— Везде, пожалуйста.

— Я Вам два часа назад укол сделала, нельзя больше.

— Прошу, сделайте еще.

— Не могу, Вы слишком ценный пациент, не дай Бог будет передозировка, я сразу же под трибунал попаду, потерпите пожалуйста.

— Нет сил, моя хорошая, давай, я выдержу.

— Не могу, простите, — но еще раз взглянув на мое вымученное лицо. — Я попробую позвонить доктору, если он разрешит.

Симпатичная медсестра вышла из комнаты. Не думал, что у Корпуса есть свой настоящий госпиталь, да еще и с медсестрами.

Через некоторое время девушка вернулась, я в надежде посмотрел на нее.

— Разрешил пол дозы через капельницу, и добавлю Вам немного успокаивающего за милую и хорошую.

— Спасибо, красавица.

Медсестра улыбнулась и пошла готовить раствор. Лежа под капельницей, я снова ушел в блаженное забытье.

***

Проснулся я от легкого похлопывания по щеке. Надо мной стоял тот же врач, а позади него медсестра с тарелкой, уже другая, на десяток лет старше той, на стойке для капельниц из трех флаконов остался один на половину пустой.

— Комиссар, Вам нужно поесть.