Хочу быть бедным (сборник)

Парадокс в том, что именно «литература вишнёвых косточек» стала считаться в XX веке «интеллектуальной». Вероятно, потому, что взрослому занятнее истина, глаголящая устами младенца. И наоборот, детская литература (действительно детская, без кавычек) наследует традициям литературы XIX века: сюжетность, социальность, расписанный по ролям (то есть по персонажам) конфликт, зло налево, добро направо, мудрость жизни посередине. Взрослые и дети поменялись местами.

В сухом остатке имеем вывод: чем больше в произведении «литературы», тем меньше «жизни». Чем больше булок, тем меньше пшеницы, хотя и то, и другое – хлеб. «Что-то пахари в загоне, что-то пекари в почёте», совсем уж по-научному говоря.

Лично я за угнетённых всегда. А вы?

Взрослая неожиданность

В чёрно-белых советских фильмах (пожалуй, единственное место на свете, где можно жить) молодые герои среди прочего любили порассуждать про Печорина, подлец или не подлец, или про Наташу Ростову – самка или не самка. Я в своей юности, пришедшейся на фильмы «АССА» и «Авария – дочь мента», этого уже не застал, только читал в книжках. У нас уже по-другому было, всё больше про группу «Дюран-Дюран». А классику любили заочно. То есть в «анкете друзей» в графе «любимые писатели» всё ещё писали «Пушкин, Достоевский», но читать уже не читали: журналы заграничные появились – фотографии посмотрел и сыт.

Так что никакого особого влияния на моё поколение литература не оказала. Без неё мы зарабатывали «свой первый миллион» на польских коньяках и товарно-сырьевых биржах, без неё обзаводились депутатскими значками и секретаршами, без неё обдумывали План Путина и всякое другое житьё. Если что-то, написанное буквами, в нас и было заложено, то только детские книжки. Любой читатель – «родом из детства», а мы особенно: наш мир детских литературных впечатлений остался почти свободен от последующих наслоений взрослой литературы. Детский опыт самый яркий, самый устойчивый.

На каких же книгах мы выросли? Ответ вроде бы очевиден, ведь все читали одно и то же. Так, да не так. Скажем, я недавно с удивлением узнал, что есть целый, так скажем, подвид людей, считающих «Незнайку на Луне» нудной пропагандистской тягомотиной. С этими людьми мы родом явно из разных детств. В общем, я решил провести примитивный эксперимент: спросил в своём Живом Журнале (место для болтовни в Интернете, жить в нём нельзя, но приходится): «Какие образы детской литературы оказали на вас решающее влияние в детстве?»

Результат получился неожиданным.

Помните хрестоматийную мораль, почему Пушкин стал Пушкиным? Потому что няня рассказывала ему русские народные сказки. Так вот почти две трети моих респондентов (ответили более ста человек) росли на иностранных героях. И это не привычные Карлсон и Винни-Пух (их-то, обрусевших, вспоминают как раз не часто), а всё сплошь экзотические цветки: «Свенссон из Лённеберги», «Лиззи из Бюллербю», «Джеймс Боливар ди Гриз».

«Товарищи! Что вы делаете? Вы ж советские пионеры, товарищи!»

Ведь если к тому же вспомнить о пятой графе Тома Сойера, Дика Сэнда, д’Артаньяна, капитана Сорви-голова, Шерлока Холмса и других «прочно вошедших в национальную сокровищницу детской литературы» деятелей, получится, что на долю «своих» остаются считаные проценты. Вот с таким «импринтингом» мы и зарабатывали на свой первый депутатский значок.

Я не хочу сказать, что Свенссон и Лиззи (и Томас Айртон, и Морис Джеральд, и Снусмумрик, и капитан Блад) чем-то нехороши. Они, может быть, даже лучше нашего Валерки Коробухина или того мальчика (имени не помню), который, когда утром не хотелось вставать, мысленно говорил себе «воля» и сразу вставал. Почти наверняка лучше. Но…

Мальчика жалко.

Выражаясь высоким поэтическим языком, война была проиграна раньше, чем о ней объявили по радио. И не шпион Горбачёв виноват в этом, не ЦРУ, не «пятая колонна» и не «агенты влияния». Сами закопали себя. Я понял. Понял вдруг, извините, отчего прекратил существовать Советский Союз.

Тот фокус, который проходил с «литературой для взрослых» (заваливать склады производственными конфликтами между положительным директором завода и ещё более положительным главным инженером при посредничестве секретаря парткома), применительно к детям оказался самоубийственным. Хотели как лучше: про юного современника, про первый опыт социальных конфликтов, про воспитание чувств и становление личности… А няня Пушкину рассказывала – про лешего, чертей и шамаханскую царицу с, я извиняюсь, сиськами.