Читаем Хочу быть лошадью: Сатирические рассказы и пьесы полностью

Директор (продолжая свою речь). Господа, через минуту мы примем участие в акте очищения от культуры и освобождения от цивилизации. В таком случае, вы можете спросить, почему мы опять собрались здесь, в этом храме культуры, в этой святая святых искусства, в этом мавзолее традиций. Ответ содержится в вопросе. Это здание было нашей тюрьмой, поэтому здесь мы и провозгласим нашу свободу. Здесь совершали мы священный обряд извращения нашего искусства, поэтому здесь отыщем мы истинность наших инстинктов. Здесь возвеличивали мы искусственность, поэтому здесь познаем мы и естественность. Здесь создавали мы иллюзию, поэтому здесь найдем и реальность (аплодисменты). Мы слушали здесь музыку, а отныне будем резать скот. Музыка — это элиминация, дифференциация и гармония, а следовательно, ложь и рабство. Нож в сердце — это просто нож в сердце. Если идеалом живописи и скульптуры является единство динамики творения с сотворенным предметом, то ни одна картина и ни одна скульптура не могут сравниться с ножом в сердце, олицетворяющим единство акта и предмета par exellence[5]. Если идеалом литературы является выражение полной правды, то какая литература может сравниться с ножом, всаженным в сердце? Если идеалом театра является непосредственное действие, а не представление и имитация, то нож в сердце является идеальным театром. Короче говоря, вместо движений сложных, внешних и неэффективных придет движение простое, буквальное и эффективное (аплодисменты). Господа, культура разделила людей на артистов и публику, исполнителей и потребителей, жрецов и верующих. Посвященных в тайну и тех, кого держат вдали от тайны. Теперь ничего подобного не будет, теперь наступает настоящее участие всех во всем, полное братство. Некогда здесь выступал перед вами виртуоз-профессионал, но вы не могли повторить ни одной ноты, даже если бы вам дали в руки скрипку. Сейчас перед вами выступит живодер. Но явится ли это демонстрацией виртуоза, привилегией посвященного? Отнюдь. Ведь убить может каждый, каждый это сумеет. Здесь нет никаких непреодолимых барьеров, поскольку каждый может участвовать в умерщвлении либо в роли скотобоя, либо в качестве вола. Роли взаимозаменяемые, и никто никому не может завидовать. В этом нет никакой исключительности, умерщвление — это искусство для всех, искусство для масс. Умерщвлять может каждый, всегда и везде. Умерщвлять может кто угодно, чем угодно, где угодно и кого угодно (аплодисменты). Итак, господа, мы начинаем (пауза). Минуточку… Что, еще нет?.. Простите, меня вызывают за кулисы. Очевидно, небольшая задержка по техническим причинам (пауза).

Господа, по причинам от нас не зависящим, представление отменяется (свистки и протесты). Господа, по уважительной причине наш исполнитель выступить не может! (Громкие свистки и протесты.) Господа, мы действительно ничего не можем поделать! (Толпа дико протестует.) …А впрочем, почему бы и нет? Вы правы, мы продолжаем! Мы будем продолжать! Так точно, мы хотим продолжать, должны продолжать! Господа, представление продолжается! Итак, кто хочет заменить исполнителя? Желающие есть?

Конец

Графская Пломба

Криминальный роман из жизни высшего общества времен санации

Действующие лица

Инспектор полиции

Преступник

Инспектор. Я инспектор полиции.

Преступник. В чем меня подозревают? Вы мне ничего не докажете.

Инспектор. Сейчас увидите. Почему у вас перевязано ухо?

Преступник. Оно изувечено в процессе слушанья.

Инспектор. Ха! Ха! Мы-то знаем, как это было на самом деле. (Достает из кармана пакетик.) Пожалуйста!

Преступник.

Что это?

Инспектор. Это недостающий кусочек вашего уха. Мы обнаружили его на месте преступления.

Преступник. Я никогда там не был.

Инспектор. Сегодня ночью вы прокрались во дворец Графа. Граф проснулся, вы пробовали убежать, но в последнюю минуту Граф схватил вас за ухо. Вам удалось вырваться, но в руке Графа остался кусок вашего уха, являющийся вещественным доказательством. Разрешите, я примерю.

Преступник. Только не при женщинах и детях.

Инспектор. Ну хорошо, пойдемте за ширму. (Уходят за ширму.)

Голос инспектора. Совпадает, подходит идеально! Это ухо было вашим. Вы этой ночью находились в спальне Графа. (Выходит из-за ширмы.)

Преступник. Что это?

Инспектор. Где?

Преступник. У вас на шее.

Инспектор. Обыкновенный медальон, я ношу его с детства.

Преступник. Разрешите взглянуть?

Инспектор. Сделайте одолжение. (Снимает медальон и подает его Преступнику.)

Преступник. Боже!

Инспектор. Вы побледнели!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Убить змееныша
Убить змееныша

«Русские не римляне, им хлеба и зрелищ много не нужно. Зато нужна великая цель, и мы ее дадим. А где цель, там и цепь… Если же всякий начнет печься о собственном счастье, то, что от России останется?» Пьеса «Убить Змееныша» закрывает тему XVII века в проекте Бориса Акунина «История Российского государства» и заставляет задуматься о развилках российской истории, о том, что все и всегда могло получиться иначе. Пьеса стала частью нового спектакля-триптиха РАМТ «Последние дни» в постановке Алексея Бородина, где сходятся не только герои, но и авторы, разминувшиеся в веках: Александр Пушкин рассказывает историю «Медного всадника» и сам попадает в поле зрения Михаила Булгакова. А из XXI столетия Борис Акунин наблюдает за юным царевичем Петром: «…И ничего не будет. Ничего, о чем мечтали… Ни флота. Ни побед. Ни окна в Европу. Ни правильной столицы на морском берегу. Ни империи. Не быть России великой…»

Борис Акунин

Драматургия / Стихи и поэзия
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза