Хочу быть лошадью: Сатирические рассказы и пьесы

Стомил. Да, но не для меня. Я человек, мыслящий глубже. Если уж мы вынуждены дискутировать, то должны дойти до кальсон.

Артур. Ради бога, нельзя ли сначала застегнуться, а потом поговорим.

Стомил. Это было бы нарушением мыслительного процесса. Следствие опередило бы причину. Человек не должен жить бессмысленно, на основе механических рефлексов.

Артур. Так ты что же, так и не застегнешься?

Стомил. Нет. Ничего из этого не выйдет, сын мой: нет пуговиц. (Отпивает глоток кофе, ставит чашку на стол. Эдик стоит на втором плане, за спиной Артура.)

Артур. Ну да, я должен был догадаться.

Стомил. Ошибаешься, материя не возникает из духа, по крайней мере в данном случае. (Эдик протягивает руку через плечо Артура и отпивает глоток кофе из его чашки.)

Артур. Именно об этом я и хотел поговорить с тобой.

Стомил. Потом, потом (делает глоток кофе из чашки, которую Эдик успел поставить обратно на стол. Смотрит на катафалк). В конце концов кто-нибудь уберет этот ящик?

Элеонора. Зачем?

Стомил. Формально я ничего не имею против. Даже я бы сказал, это обогащает действительность, возбуждает воображение. Но эта ниша нужна мне для экспериментов.

Элеонора. У тебя и так достаточно места.

Евгения. Я бы тоже хотела, чтобы его вынесли. Тогда Артур не сможет надо мной издеваться.

Артур (ударяя кулаком по столу).

И все здесь так! В этом доме царит беспорядок, энтропия и анархия! Когда умер дедушка? Десять лет тому назад. И с того времени никто не подумал убрать этот катафалк! Уму непостижимо! Хорошо еще, что убрали дедушку!

Евгений. Дольше держать дедушку было нельзя.

Артур. Речь идет о принципе.

Стомил (продолжая пить кофе, скучающим тоном). В самом деле?

Артур (вскакивает, начинает бегать по сцене). Что говорить о дедушке! Я родился двадцать пять лет тому назад, а до сих пор здесь моя детская коляска (пинает коляску)! Почему она не на чердаке? А это? Что это такое? Подвенечное платье моей матери (поднимает из вороха тряпья запыленную фату)! Почему не в шкафу? Спортивные бриджи дяди Евгения! Почему они до сих пор здесь, если последняя лошадь, на которой ездил дядя, сдохла, не оставив потомства, сорок лет тому назад? Никакого порядка! Никакой скромности, никакой заинтересованности. (Эдик, пользуясь замешательством, одним глотком опорожняет чашку кофе.)

Элеонора. Эдик, как ты красиво пьешь!

Стомил. Дорогой мой, традиции меня не волнуют, твой бунт смешон. Сам видишь, что я не придаю никакого значения этим памятникам прошлого, этим наслоениям нашей семейной культуры. Вот все это так лежит. Живем свободно (заглядывая в чашку). Где мой кофе?

Артур. Ах, нет, нет, ты меня совершенно не понимаешь. Дело не в этом, не в этом!

Стомил. Тогда выскажись яснее, мой дорогой, (Элеоноре.) Нет больше кофе?

Элеонора. Будет, но послезавтра.

Стомил. Почему только послезавтра?

Элеонора.

Сама не знаю.

Стомил. Хорошо, пусть будет так.

Артур. Послушайте, я вовсе не о традициях. Здесь уже вообще нет никаких традиций и никакой системы. Одни фрагменты, прах! Безжизненные предметы. Вы все уничтожили и продолжаете уничтожать, так что даже сами забыли, с чего все началось.

Элеонора. Это правда, Стомил, ты помнишь, как мы уничтожали традиции? В знак протеста ты имел меня на глазах у папы и мамы во время премьеры «Тангейзера» в первом ряду. Был страшный скандал. Где эти времена, когда это еще производило впечатление! Ты тогда добивался моей руки.

Стомил. Мне кажется, это было в Народном музее, во время первой выставки современных художников. Я помню, о нас были восторженные рецензии.

Элеонора. Нет, это было в опере. На этой выставке был, кажется, не ты, или не было меня. У тебя уже все перепуталось.

Стомил. Возможно (воодушевляясь). Время бунта, прыжок в современность! Высвобождение из оков старого искусства и старой жизни! Человек достигает самого себя, сбрасывает старых богов и ставит себя на пьедестал. Лопается скорлупа, разбиваются оковы. «Революция и экспансия!» — вот наш лозунг. Разрушение старых форм, долой условность, да здравствует динамика! Жизнь в созидании, вне границ, движение и стремление, за пределы формы, за пределы формы!

Элеонора. Как ты помолодел, Стомил, я не узнаю тебя.

Стомил. Да, мы были молоды.

Элеонора. Стомил, что ты говоришь! Мы ничуть не постарели, ведь мы не предали свои идеалы! И сегодня тоже, все вперед, все вперед!