Хочу харчо (Рассказы, Монологи, Сценки, Пьесы)

— Ничего! — кричат они. — Сейчас все мигом будет… Нам ведь дворец не нужен, нам самочувствие поправить — и ладно!

Кинулись — кто к телефону, кто на базу поехал, кто неизвестно откуда рамы принес… Гляжу, через пятнадцать минут грузовик подъезжаете материалами, за ним другой — со столами и стульями, за ним автобус маляров привез…

Я глазам не верю, но вижу — к концу дело идет! Один уже паркет положил, проциклевал да натирает, другой окна моет, занавески вешает, третий столы устанавливает, четвертый из меню ненужное вычеркивает…

— Все одно, ничего у вас не выйдет! — кричу я. — Персонала нет, смета не утверждена!

— Не паникуй, дядя! — говорят они мне. — Смету потом утвердим, а персонал уже ведут!

Смотрю — действительно ведут. Официанток где-то раздобыли, буфетчицу, кассира. Заведующую, толстую такую тетеньку, просто на руках несут. Заведующая смеется, отбивается, кричит:

— Отпустите меня, граждане! Я ведь еще не оформлена!..

— Оформлена, оформлена, — говорят они ей. — План выполнять пора!

А в это время какой-то малый в спецовке — бог знает откуда он взялся бочку с рассолом прикатил да пиво на самосвале привез. Короче, хотите верьте, хотите — нет, но только ровно в семь открылась столовая, сели они за столики, выпили, закусили, «беломорчиком» подымили и все разом встали.

— Прощай, дядя, — говорят они мне. — Извини, если что не так! Нам еще на свою работу поспеть надо…

И ушли.

Вот тогда я сел за столик, обхватил голову руками и заплакал. Грустно мне чего-то сделалось за них, за себя. И еще обидно было, что я им сдуру сказал, что столовая типовая, одноэтажная. Под горячую руку они высотное здание запросто могли махнуть…

Протекция

(Рассказ вахтера)

… И вот, гражданин следователь, разрешите, я расскажу вам все по порядку, а вы уж меня не сбивайте, не то я что-нибудь важное забуду, а потом стану переживать.

А переживаний тяжелых у меня и без того достаточно — в душе такой нарыв, что, ей-богу, уже нет никаких сил терпеть.

Все, как было, расскажу вам, гражданин следователь, и, коли я преступник, пусть меня в тюрьму сажают, а коли нет, так я сам в первый санаторий уеду… Нервы, они ведь не из проволоки сделаны.

Значит, начну с того, что я — Зенков Иван Сергеевич, шестьдесят два года мне, работаю сотрудником Медицинского института в должности вахтера.

Работа, сами понимаете, нехитрая, с утра до вечера сижу на посту в вестибюле, выдаю ключи от кабинетов, по телефону на звонки отвечаю — мол, институт слушает, и вообще слежу за порядком. На работе мною довольны, никаких замечаний — наоборот, благодарности по праздникам выносят за подписью всего треугольника.

И вот так текла она, моя жизнь, до того самого дня, пока это все не приключилось, не закрутило меня да не привело к вам, гражданин следователь, а видеть вас, сами знаете, радость маленькая. Извините…

Так вот летом у нас в институте, как известно, экзамены. Вступительные. Одним словом, абитуриентов принимаем. Народу к нам поступает много, все хотят быть докторами, иметь высшее образование. На каждое место человек десять поступает… можете представить, что творится.

В вестибюле летом не протолкнешься. Все ходят, волнуются, шепчут, в книжки заглядывают… Здесь же родители стоят кучками, тихонько пугают друг дружку… Этот, мол, доцент, страшный, а тот, мол, еще страшнее! Пропадут, мол, наши дети! Запугивают друг дружку до обмороков.

Я даже специально в столе бутылку валерьянки держу. Как кому плохо, так в стаканчик накапываю. Очень помогает от нервной системы.

Так вот в тот памятный день из-за валерьянки и началось. Стояла в вестибюле одна мамаша с дочерью — абитуриенткой. У обеих вид был ужасно перепуганный. Дочка дрожала, а мать ее по голове гладила. Гладила, гладила да вдруг за сердце сама и схватилась.

Ну, я свое дело знаю. Достал валерьянку, отлил в стаканчик и к ней.

— Выпейте, говорю, гражданка! Очень помогает от нервной системы.

Она выпила и говорит:

— Спасибо вам большое, а то мне что-то плохо сделалось.

Я говорю:

— Напрасно вы себя изводите. Сдаст ваша дочка.

Дочка говорит:

— Ни в коем случае! Я сегодня физику доценту Грачеву сдаю, а он же зверь!

Я говорю:

— Какое вы имеете, девушка, право оскорблять наших сотрудников? Товарищ, говорю, Грачев Виктор Георгиевич очень даже хороший человек. Я его прекрасно знаю!

Сказал и отошел к своему рабочему месту.

Только вскоре подходит ко мне эта мамаша и говорит:

— Уважаемый товарищ дежурный! У меня к вам интимный разговор. У меня дочка очень нервная. С ней вот-вот должна произойти истерика. Помогите, ради бога!

Я говорю: «Пожалуйста!» — и лезу за валерьянкой.

— Нет, — говорит мамаша, — вы меня не так поняли. Я прошу у вас протекции. Вы сами сказали, что хорошо знаете доцента Грачева. Так не смогли бы вы за нас замолвить словечко? Ничего такого особенного не надо, лишь бы он к ней подобрее отнесся…

И смотрит на меня так жалобно-жалобно. А сзади дочка выглядывает — вся бледная и губы кусает.

И вот тут, гражданин следователь, дал я слабину! Мне бы шугануть их да кулаком стукнуть, а я расчувствовался.

— Хорошо, говорю, мамаша. Попробую. Как фамилия?