Хочу съесть твою поджелудочную

Улыбаясь, как ребёнок, она насадила персик на вилку и целиком запихнула в рот. Я положил тарелку, вилку и банку в раковину в углу палаты. Если их здесь оставить, после их приберёт медсестра. Еду также приносили в палату, и, если бы Сакура не страдала от болезни, это место сошло бы за VIP-номер в гостинице.

В качестве дополнительной услуги из VIP-пакета я совершенно бесплатно с ней занимался. Как и всегда, Сакура тщательно, хотя и с видимой неохотой, записывала за мной в тетрадь. Как-то я спросил, чем вызвана необходимость учиться. Ей ведь не придётся сдавать вступительные экзамены. Она ответила, что, если её оценки внезапно снизятся, окружающие что-нибудь заподозрят. Так я понял, почему мне ни при каких условиях не хочется прилагать особых усилий к учёбе.

Магическое шоу сегодня не состоялось. Она сказала, что не может подготовить новый номер так быстро. А ещё — что разучивает свой лучший трюк и чтобы я ждал его с нетерпением.

— Буду ждать с замиранием сердца.

— Это как? Доведёшь себя до инфаркта?

— Ты настолько отупела, что уже не воспринимаешь идиом? Кошмар, похоже, у тебя и мозг поражён вирусом.

— Называешь другого дураком — значит, сам дурак!

— Неправильно. Я называю тебя больной, но сам не болен.

— Нет, правильно! Умри теперь! Я-то умру!

— Давай ты не будешь под шумок наводить на меня проклятие?

Обычная весёлая перебранка. Я был рад, что мы можем вот так трепаться обо всякой чепухе. То, что мы по-прежнему в настроении перебрасываться шуточками, вроде как доказывало, что жизнь сохраняет, привычный уклад.

Мне явно не хватало опыта общения с людьми, раз меня успокоила подобная бессмыслица.

Я почему-то посмотрел в угол палаты. Словно проверяя, не почернел ли он от накопившегося осадка всевозможных болезней, которые терзали лежавших здесь ранее пациентов.

— [???], какие у тебя планы на лето?

Я уже собирался потихоньку перевести взгляд от угла обратно на Сакуру, но тут она окликнула меня по имени, и я невольно повернулся к ней быстрее.

— Разве что ходить сюда и читать дома книжки. И ещё домашка.

— И всё? Ну куда это годится! Летние же каникулы! Поедешь с Кёко в путешествие вместо меня?

— Я не гожусь для того, чтобы находиться в одной клетке со львицей. А ты разве с госпожой Кёко не поедешь?

— Вряд ли получится. Я задержусь в больнице, а у неё полно дел в секции, — сказала она с печальной улыбкой. — А мне так хотелось ещё раз куда-нибудь съездить!

От этих тоскливых слов я на секунду перестал дышать.

Внезапно почерневшим показался даже воздух в палате, и я почувствовал, как из глубины души вылезает таящаяся там мерзость — и поднимается до самого горла. Не давая ей исторгнуться наружу, я поспешно схватил пластиковую бутылку и отхлебнул чаю. Что это было, вообще?

Я мысленно проговорил про себя фразу Сакуры. Как знаменитый детектив из книг, повторяющий предложения за ключевыми персонажами.

Видимо, эти мрачные думы отразились на моём лице. Слабая улыбка Сакуры погасла, и она вопросительно склонила голову набок. Но удивляться следовало мне.

Почему?..

Слова слетели с языка, едва придя на ум:

— Почему ты говоришь так, будто уже никогда не сможешь никуда поехать?

Похоже, я застал её врасплох. Она смотрела на меня как громом поражённая.

— Я разве так сказала?

— Да!

— Ясно… Видимо, и на меня порой находит меланхолия.

— Послушай…

Интересно, как я сейчас выгляжу? В прошлое посещение в мою душу закралась тревога, и сейчас её волны грозили выплеснуться наружу. В отчаянной попытке не дать им излиться словами я поднял руку ко рту, но губы шевельнулись раньше:

— Ты ведь не умрёшь?

— А? Умру, конечно. Все умрут. И я, и ты.

— Я не о том.

— Когда отказывает поджелудочная, от этого, знаешь ли, тоже умирают.

— Я не о том!

Ударив по краю кровати, я неожиданно для себя вскочил на ноги. Ножки стула с неприятным металлическим скрежетом царапнули по полу. Я неотрывно смотрел Сакуре прямо в глаза. Судя по её виду, на этот раз она по-настоящему удивилась. Да я и сам себе удивился. Как это я так?

Напрягая пересохшее горло, я наконец выдавил:

— Ведь не сейчас?

Опешившая Сакура ничего не ответила, и на палату опустилась тишина. Меня это напугало, и я продолжил:

— Ты ещё с прошлого раза странная.

Молчание.

— Ты что-то скрываешь. Ты себя выдала. «Правда или действие», внезапные объятия. Когда я спросил, не случилось ли чего, ты тоже странно прореагировала. Думала, я не удивлюсь такой необычной паузе? У тебя же тяжёлая болезнь, я за тебя беспокоюсь!

Не припомню, чтобы когда-либо говорил так быстро и так долго. Когда я умолк, мне не хватало воздуха. Не только потому, что я трещал без передышки. Я растерялся. Из-за того, что Сакура что-то от меня скрывает, и из-за того, что я лезу к ней в душу.

Я видел, что она пока не оправилась от сильного потрясения. В теории, когда кто-то в ещё большей панике, чем ты, это успокаивает — и меня немного отпустило. Я сел обратно на стул и разжал руку, вцепившуюся в простыню.