Хочу тебя испортить

И я с облегчением выдыхаю. Даже улыбаюсь. Странно, что он не отражает эту эмоцию. Смотрит на мои губы дольше, чем того требует ситуация, но должным образом не реагирует. Напротив, сужает глаза и сжимает челюсти, будто один мой вид его раздражает.

Ладно… Он просто не такой, как все. Я способна это пережить. И помочь ему по-прежнему обязана.

– Едешь со мной?

Этот вопрос удивляет сильнее всего прочего. Сколько я тут живу, еще ни разу Кирилл меня никуда не звал. Мне, конечно, и самой не очень хочется с ним куда-то ехать. Но, с другой стороны, это хорошая возможность закрепить перемирие.

– Куда? – интересуюсь, разыгрывая фальшивый энтузиазм.

– Не спрашивай.

Что еще за ответ? Вот почему он не может не бесить меня? Я же так стараюсь быть с ним доброй!

– Хорошо, – тяну неуверенно. – Тогда… Я должна одеться.

В этот момент Кирилл опускает взгляд и смотрит на мою желтую пижаму, как на грязь на оконном стекле, которую при первом же обнаружении хочется смыть.

– Жду внизу, – сообщает и выходит.

А я еще пару минут колеблюсь. Честно признаться, ему страшно доверять. Однако эта драка… Все еще чувствую себя виноватой. Возможно, если мы проведем какое-то время вместе, нам все же удастся наладить мирный контакт и конструктивно поговорить.

– Я нормально оделась? – плюхаюсь на переднее сиденье и водружаю на нос очки с круглыми розовыми стеклами.

Бойко неохотно поворачивает голову, скептически оценивает сначала мою яркую широкую футболку, затем джинсовые шорты.

– Нормально, – коротко кивает.

А я вновь улыбаюсь.

– Знаешь, зачем мне такие очки? – постукиваю по оправе, пока он заводит машину.

На самом деле мне хочется уточнить, есть ли у него права. Но сегодня я старательно задвигаю своего прагматика на самый дальний ряд и вытаскиваю жизнерадостного альтруиста, которым, к слову, я тоже очень даже часто пользуюсь.

– И зачем? – сухо реагирует Кирилл.

– Они волшебные! Чтобы ты ни сделал, куда бы ни привез нас, я буду в восторге!

Он смотрит на меня, как на идиотку. Впрочем, как обычно.

– Ничего бы не случилось, если бы ты мне хотя бы раз улыбнулся, – подсказываю ему, немного переусердствовав с собственной кривой дружелюбия. – Быстрее, пожалуйста, а то у меня сейчас лицо треснет.

– Так не утруждайся зря, – замечает Кир, скользнув по мне острым, как бритва, взглядом.

– Как скажешь! Вообще-то меня твое отношение тоже не очень волнует, – сообщаю тем же легким тоном, но лицо расслабляю. – Я просто отрабатываю кармический долг.

– Я сказал, забили, – недовольно отмахивается Бойко.

– Ладно, я вру, – захожу с другой стороны. – Я пытаюсь с тобой подружиться.

В ответ на это получаю больше внимания, чем я способна, не краснея, выдержать, и вкрадчивый вопрос:

– И как далеко ты готова зайти?

– В каком плане? – поправляя очки, напускаю беззаботный вид, будто каждая произнесенная им фраза не заставляет меня тревожиться.

– Сколько ты готова отдать лично мне?

– Прости, я тебя не понимаю, – смеюсь, но на этот раз мой голос уже звучит задушенно.

И тогда он, глядя на дорогу, начинает рассуждать:

– Ты многим помогаешь. Зачем? Пытаешься со мной «подружиться», – последнее слово он выговаривает с насмешкой, при этом еще и едко хмыкает. – Зачем? Хочешь быть для всех хорошей. Зачем?

Ощущаю себя абсолютно растерянной. Не знаю, что на это ответить. Поэтому решаю быть искренней и прямолинейной. Подгибая одну ногу, разворачиваюсь к нему и прижимаю к груди ладонь.

– Когда я кому-то помогаю, то вот здесь чувствую приятное тепло и пульсацию. Это радость, – поясняю спокойно. Не потому что намереваюсь уличить его в том, что он на подобное не способен. Просто хочу, чтобы узнал меня чуточку ближе и понял мой характер. Но Кир смотрит так недоверчиво-изумленно, словно я шарлатан, который пытается заставить его поверить в теорию временных петель. – А когда кто-то на меня злится, я ощущаю себя глубоко несчастной, – слегка потираю грудину. – Внутри жжет и скребет. Мне такие чувства не нравятся. Вот почему я хочу со всеми дружить.

Он ничего не отвечает. Возвращает внимание на дорогу, но периодически на меня поглядывает. Я же упираюсь виском в сиденье и непрерывно за ним наблюдаю.

– Долго ты так не протянешь, – вот, что он заключает пару минут спустя, смеряя меня очередным снисходительным взглядом. – Иногда за добро прилетает сильнее, чем за злобу.

– Нет, – отмахиваюсь, мотая головой.

– Да. И я тебе это докажу.

– Нет же! Это я тебя научу думать иначе.

Кир вновь задерживает на мне внимание. Пристально смотрит, у меня даже кожу от столь въедливого интереса покалывает. Но я терплю, тщательно скрывая смущение. Когда он, отводя взгляд, заезжает на парковку, не пытаюсь вертеть головой.

Мотор затихает. Кирилл поворачивается ко мне и, протягивая руку, выдвигает:

– На что спорим?

– На тридцать три дня! – выпаливаю и прижимаю внутреннюю часть своей ладони к его.

Только прижимаю, он обхватывает. И этот контакт вызывает не только мурашек, которые почему-то частая компания, когда мы рядом… В животе возникает какое-то копошение. Я бы сказала, что это те самые бабочки… Только почему? Как?