Сука, у нее там все идеально. Еще пара минут таких фрикций, и меня долбанет инфаркт. Отрываюсь от губ, когда дыхание переходит в громкие надсадные глотки на вдохе и отрывистые хрипы на выдохе. Смотрю в лицо, сходя с ума от того, как ее саму колотит. Глаза закрыты, ресницы трепещут, губы дрожат и выдают массу охуенно-возбуждающих звуков.
Чертова, чертова сводная сестра… Дьявол ее создал такой красивой?
Между подглядыванием и натужной вентиляцией легких срываюсь и бездумно покрываю ее щеки, подбородок, шею рваными сосущими поцелуями. Все, к чему имею доступ, облизываю. И при этом не прекращаю скользить по ее плоти членом.
Давно готов финишировать, но, словно одержимый, надеюсь и жду, что она достигнет своего пика. Кажется, мне это необходимо больше, чем своя вершина. Без нее не хочу падать.
Веки все чаще закрываются, но я упорно ловлю Варю в фокус. Замираю, когда она напрягается и цепенеет на глубоком вдохе. Ее тело пробивает волна крупной дрожи – кончает.
– Блядь… – сипло выдыхаю я, понимая, что меня тотчас следом кроет.
Не двигаюсь, сколько могу, пока Любомирову трясет. Жру ее визуально. Знаю, что позже этот вид меня ночами жрать будет. Знаю… Смещаясь, скольжу членом ниже, между ее складок. К горячей пульсирующей плоти прижимаюсь, и меня накрывает бураном удовольствия. С ног до головы огненными стрелами летит это наслаждение. Разрывает мое тело.
Стону, как раненое животное. Да я и есть животное. Варя была права. Рухнув на нее, даже не думаю о том, что размазываю между нами свою же сперму. Как-то похер сейчас на свою природную брезгливость. Просто дышу на нее. И ею.
А когда удается восстановить физические силы, подгребаю Любомирову и вместе с собой тяну выше по кровати. Кажется, со спермой все мозги выплеснул. Как иначе это охарактеризовать? Отчаянный дебил. Обнимаю ее. С каким-то сдавленным стоном припечатываю к груди, как подорожник. И догоняю ведь, что край уже… Но даю себе время до утра.
Глава 33
Дома нас ждет полная неожиданность. Мама встречает в холле с чемоданами и говорит, что мы… я и она, уезжаем. Понять ничего не могу. Растерянно смотрю на Кира. Он все утро каким-то угрюмым и молчаливым казался. Однако сейчас все это смазывается. Кирилл в замешательстве. Он в таком же шоке, как и я.
У мамы же глаза красные, будто она всю ночь проплакала. Даже не обращает внимания на мой странный наряд. Я в штанах и толстовке Бойко, так как мою одежду утром не удалось привести в порядок. Спортивный костюм, конечно же, большущий для меня. Хоть и затянут максимально шнурок на поясе и подвернуты рукава, мешком висит. В любой-другой день мама бы обязательно стала допытываться, почему я в чужой одежде. Сейчас же стоит и взгляд отводит.
Ренат Ильдарович на нее смотрит, а она будто от него в сторону. Замечаю у мамы на щеке подозрительный розовый след и вздрагиваю.
Неужели он ее ударил? Если так… Я просто не могу сообразить, как реагировать.
– Мне надо собрать вещи… – шепчу беспомощно.
– Я уже все собрала, – останавливает меня мама дрожащим голосом. – Такси подъедет через пять минут.
Сглатываю и с силой сжимаю руки в кулаки. Не скрывая неприязни, направляю взгляд на отчима. Очень хочется в лоб спросить, что он ей сделал? Но я никак не могу понять, должна ли сейчас вмешиваться.
Немного отвлекает шумный и отрывистый выдох Кира. Когда я переключаю на него внимание, вижу, что он, не моргая, смотрит на меня.
Напуган ли он так же, как я? У меня разрывается сердце от первой истеричной мысли, что я его больше не увижу.
Мы ведь в одной академии учимся. И хоть он ничего толком мне не успел сказать, ничего не обещал… Завтра мы встретимся и обо всем поговорим.
Такси заезжает во двор. Сигналит, оповещая о своем прибытии. Очевидно, пять минут прошло. А кажется, что пять секунд. Никто из нас ничего больше не говорит. Мама подхватывает чемоданы и бодрым шагом направляется на улицу. Я себя тоже заставляю. Кир следует за мной, и я, не в силах себя перебороть, несколько раз на него оглядываюсь.
В груди все огнем горит.
Если бы Бойко что-то сказал… Хоть что-нибудь… Однако он молчит. Чересчур пристально смотрит на меня и молчит. Хорошо, что мама с отчимом фокусируются друг на друге и не замечают ничего странного между нами.
Горло подпирает горечь. С трудом сглатываю и отворачиваюсь, скрывая проступившие к глазам слезы. Быстро забираюсь в салон. И там, когда такси срывается с места, никак не могу избавиться от мысли, что это конец.
В дороге молчу, чтобы не разрыдаться. Мама тоже сохраняет тишину, хотя водитель несколько раз к ней обращается, пытаясь завязать разговор.
Мы приезжаем к той самой многоэтажке, в которой живет Курочкин. Только сейчас узнаю, что в этом же доме находится мамина квартира. На самом деле чудо, что ее еще не отдали кому-то из преподавателей.