Хочу верить…

Ей было лет восемнадцать — двадцать, она никак не могла быть замужем в тысяча девятьсот сорок втором году. Сообразив это, я устало сообщил, что разыскиваю Галину Наливайко, которая жила здесь во время оккупации вместе со своим мужем, и приготовился услышать, что опять ошибся адресом, но девушка вытерла руки о фартук и ответила:

— Заходите.

В комнате я еще раз объяснил цель своего визита. Кивнув, девушка сказала:

— Да, я вас поняла. Вы говорите о моей тете. Больше всего, кажется, меня поразило, что Галя Наливайко существовала наяву, а не была лишь плодом воображения тети Дуси.

Она лежала в больнице в сентябре тысяча девятьсот сорок второго года?

— Да, лежала. Ее свезла туда соседка Захарова. Они жили в этой квартире вдвоем, а в прошлом году Захарова уехала в Хабаровск. Только вы что-то путаете. Тетя Галя не была замужем.

— Как?

— Конечно, нет, уж я-то знаю!

— Вы тоже тут жили?

— Нет. Я жила в Баку со своим отцом, двоюродным братом тети Гали. Мама моя умерла при родах, а папа погиб на фронте. Меня взяли в детдом. Там я и выросла. В тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году я в бумагах отца случайно нашла адрес тети Гали. До тех пор я никогда о ней даже не слышала. В Баку у меня не было родных. Я написала письмо в Прибельск; мне ответила соседка тети Гали — Захарова. Она сообщила, что тетя Галя погибла во время войны, и просила меня приехать забрать вещи, оставшиеся после нее. Я как раз окончила школу. Подав заявление в Прибельский университет, я приехала сюда и осталась жить в этой комнате.

— Но что же все-таки случилось с Галей Наливайко?

— Когда я приехала, Прасковья Ивановна Захарова рассказала мне, что в сентябре тысяча девятьсот сорок второго года Галя заболела брюшным тифом и пришлось отвезти ее в больницу. Захарова явилась туда через месяц узнать о ее здоровье. В регистратуре ей сообщили, что Галю в первых числах октября выписали. Прасковья Ивановна ничего не могла понять. Почему же Галя, выйдя из больницы, не вернулась домой? Куда она девалась? В регистратуре на эти вопросы ответить не могли. Не обращаться же было в полицию! Захарова стала ждать, чем все кончится. Она подумала, что Галя в конце концов даст о себе знать, но тетя так и исчезла без следа… После освобождения кто-то из работников больницы сказал Прасковье Ивановне, что Галя была подпольщицей. За ней приехал человек из партизанского отряда и увез ее в лес. Никаких подробностей работник больницы не мог сообщить, так как сам знал об этом понаслышке.

— Как фамилия работника больницы? — спросил я, заинтересовавшись этой странной историей.

Наливайко покачала головой.

— Захарова только сказала мне, что он работал фельдшером, а когда наши пришли, попросился на фронт. Она его видела уже в военной форме с погонами.

— Вы не пытались узнать о судьбе вашей тети?

— Пыталась, когда приехала сюда, но безрезультатно. Никто ничего о ней не знал. Наверно, она воевала в партизанском отряде и погибла.

— Вы думаете, работник больницы сказал правду?

— Какой смысл было ему обманывать Захарову? Тетя Галя к тому же вполне могла быть подпольщицей. Захарова сообщила мне, что до войны все знали тетю Галю как активную комсомолку. Она работала стюардессой на московской авиалинии, хорошо знала немецкий язык.

…В голосе Наливайко послышалась обида. Я понял, что она гордится своей тетей, погибшей во время Отечественной войны, и решил не оскорблять ее сомнением. Собственно, и сомневаться-то не было причин. Все, что рассказала Наливайко, звучало вполне правдоподобно. Должно быть, в самом деле ее тетя ушла в партизанский отряд с человеком, специально присланным за нею, но какое отношение, спрашивается, это имело к Людмиле Зайковской?

— Благодарю вас, — сказал я. — Если когда-нибудь я узнаю; что стало с вашей тетей, непременно сообщу вам. Да, еще вот что… — Я достал фотокарточку Людмилы и показал девушке. — Взгляните. Похожа ли эта женщина на Галю?

— Не знаю, — ответила Наливайко. — Я ведь никогда не видела тетю Галю. Ни дома, в Баку, ни здесь не было ее фотокарточек, так что о ее внешности я не имею ни малейшего представления.

— Ну что ж, — вздохнул я, пряча фото, — спасибо… До свидания.

Наливайко вышла вслед за мной на лестницу.

— А почему вы заинтересовались тетей Галей?

Я ответил, что пишу очерк о подпольщиках Прибельска. Мой ответ, кажется, ее удовлетворил.

Следующие два дня мы с Антоновым занимались читательской конференцией. У меня минуты не было свободной. Сперва хотели провести конференцию в большом клубе или Дворце культуры, но представители заводов предложили собрать рабочих прямо в цехах. И мы решили, что вообще не нужно делать из конференции торжественное мероприятие общегородского масштаба с президиумом и речами. Лучше поговорить с людьми в тесном кругу, побудить их к откровенным высказываниям. И не стремиться закончить конференцию в один день: сегодня встретиться с народом на одном заводе, завтра — на другом, послезавтра — на третьем.

Первую встречу с читателями назначили на субботу.

8