– Ты как будто прощаешься со мной.
– По идее, вся жизнь – это краткие мгновения радостных встреч, а за ними длинная череда вечных расставаний.
– Ты не угадал. Я с тобой не расстанусь. Что хочешь делай, а я не исчезну из твоего сердца.
– Колдунья?
– Ворожея. У нас в семье все женщины такие. Увидели мужчину, приворожили, а потом с ним одним до конца дней.
– Да, от такой точно не уйдёшь. Значит, моя песенка спета? – лукаво спросил Алексей.
– Наоборот! – улыбнулась Милка и нежно, слегка дрожащими пальцами, взяла его лицо в свои ладони. – Всё только началось. И у тебя, и у меня. Так сладко ждать своё счастье.
– Так ведь война. Всякое бывает.
– Ворожея держит над любимым обережный круг. Станет пусто в её сердце – круг растает.
– Удивительно.
– По-другому и быть не может. Никто не в силах его разорвать. Ты, главное, не бойся. Делай свои важные дела. Если разлука с тобой будет много дней, если она продлится несколько лет, всё равно я буду ждать только тебя, тебя одного. Ты теперь – вся моя жизнь!
Подкопин порывисто прижал девушку к себе, потом стал её целовать. Милка, закрыв глаза и улыбаясь, только подставляла лицо под поцелуи. Милка обхватила руками голову Алексея, а он заскользил губами вниз, вдоль синей рогатки вен, одна из которых ныряла в обворожительный желобок в разрезе её платья. Звезды склонились над ними, образовав непроглядный шатёр. И только Венера, как одинокий постовой, несла свой караул на предутреннем небе, охраняя жаркий прерывистый шёпот влюблённых.
Над Дрваром она оберегала, а за сотни километров освещала сотни немецких парашютистов, строившихся в шпалеры по двадцать человек возле десантных планеров и транспортных самолётов. Перед ними черным вороном, нахохлившимся от утренней промозглости, шёл Курт Рыбака и вручал каждому десантнику фотографию, где Тито, в своей знаменитой пилотке с красной звездой, задумавшись о чем-то, смотрел куда-то в сторону. Немецкая разведка сработала удивительно чётко.
В начале каждой шеренги он тихо повторял:
– Любой из вас, увидев этого человека, должен захватить его живым. Это главная цель нашей операции. Если захват невозможен, убейте, не задумываясь, но предъявите вашему командиру доказательство, что убит именно он. До окончания операции это ваш злейший враг, вам всем, враг великой Германии… И запомните, что хороший враг – это мёртвый враг. Выполнивший это задание будет награждён особо.
Десантники вглядывались в черно-белый снимок, запоминали черты и точные приметы задумчивого мужчины в военном френче и пилотке. У врага умные глаза, но это не поможет ему уйти от тысячи четырёхсот головорезов. Каждый из них мечтал стать первым.
Рыбака направлялся к следующим, а этих унтер-офицер вёл на посадку. Спрятав фото за пазуху, одна колонна синхронно разворачивалась и шла в прицепленный тросом планер, другая – садилась в транспортный самолёт. Авиационные техники наблюдали, стоя поодаль, готовые в любую минуту ликвидировать неисправность.
Аэродромный техник, убедившись в надёжности связки, поднял большой палец. Пилот, повторив этот жест, закрыл форточку в фонаре кабины. Двигатель, набирая обороты, начал басовито петь, и самолёт тронулся. Над землёй, защёлкав, натянулась струна троса, и планер пополз следом.
«Юнкерс» оторвался от взлётной полосы, за ним взлетел десантный планер. Одна пара. Другая. Третья. И вот уже полнеба закрыто чёрным клином.
Ранний рассвет пришёл в долину Дрвара. Ещё без точных красок, чётких линий.
– А вот теперь пора, – отстранил от себя Милку Алексей. – Вот только…
– Не беспокойся. Нам свадьбу надо сыграть, мне – родить детей. Так что дел у нас с тобой, любимый, столько, что целой жизни не хватит.
Едва старший сержант встал, Милка обняла его сзади и что-то зашептала – непонятную музыкальную скороговорку. Это, видимо, был старославянский, поскольку ни слова не было понятно. Через минуту девушка затихла. Чуткий Подкопин понимал, что сейчас не имеет права даже шелохнуться.
– Теперь всё, – после паузы произнесла девушка. – Иди, Алёша. Всё будет хорошо.
Он пошёл по тропинке из яблоневого сада. Милка, стоя у крайнего дерева, перекрестила его вслед. Оглянувшись, Алексей бросил три слова:
– Дождись, я вернусь.
Просёлочную дорогу разорвало взрывом авиабомбы. Вместе с рассветом двадцать пятого мая сорок четвёртого года в долину Дрвара прилетели десятки бомбардировщиков Ю-88. Они толстыми навозными мухами лениво ползли по голубому небу. От гула моторов и свиста бомб воздух сделался плотным, как кисель. Земля дрожала так, что овцы и козы на дальних пастбищах разбегались по склонам. Через час «юнкерсы» вернулись на свои аэродромы.
Несколько бомб легли рядом с пещерами. Но, как и предполагал Тито, родная земля укрыла партизан. У бойцов «личной гвардии» не было даже царапин.
В неожиданно свалившейся с неба тишине был слышен каждый шорох. Защебетали птицы, застрекотали кузнечики. На лицах людей появились улыбки.
– Партизан так просто за глотку не возьмёшь.